Царизм накануне свержения

В скором временя обнаружилось, что совет не собирается со­зывать съезд и в марте. На заседании 21 марта 1916 г. Струков зая­вил, что созыву съезда в марте мешают «исключительные обстоя­тельства», а именно: большинство уполномоченных «переобремене­но» работой на нужды войны; затруднено железнодорожное сообщение; наплыв беженцев в Петроград осложняет пробле­му жилья для уполномоченных и, наконец, никакие съезды не раз­решаются сейчас министром внутренных дел, и если для «объеди­ненных дворян» будет сделано исключение (в чем Струков, конеч­но, не сомневался) , то оно «едва ли послужит на пользу дворянско­го объединения и его значения в стране». В связи с этим он предло-

жил оставить вопрос о времени созыва съезда открытым, что и бы­ло принято ⁶³.

В циркулярном письме председателя совета от 7 февраля 1916 г. не говорилось ни слова ни о жилье, ни о железных дорогах (смехотворность этих мотивов была бы очевидной), но давалась ссылка на позицию правительства, которое, как говорилось в пись­ме, признает сейчас съезды нежелательными вообще. Дворянский съезд также имел бы, несомненно, политический характер, «спо­собный не вовремя волновать как широкие круги общества, так

64

и печать» .

Все эти аргументы, разумеется, никого не могли обмануть.

Требования созвать съезд продолжали выдвигаться и были настолько всеобщими в дворянской среде, что на заседании По­стоянного совета 31 мая 1916 г. председатель вынужден был огла­сить заметку в газете «День» от 27 мая, в которой говорилось, что дворянство недовольно ретроградной политикой совета, оттягива­ющего созыв съезда, чтобы не допустить обсуждения письма Стру- кова, и выдумавшего для этого смехотворный предлог о негативной якобы позиции Министерства внутренних дел ⁶⁶.

В конечном счете Постоянному совету пришлось созвать съезд в конце ноября 1916 г. Но это ему не помогло. Наоборот, поскольку обстановка в стране с каждым месяцем становилась взрывоопас­нее, атмосфера, царившая на съезде, полностью исключила для Постоянного совета возможность какой-либо реабилитации.

XII, последний, съезд объединенных дворянских обществ (29 ноября — 4 декабря 1916 г.) проходил под знаком осуждения письма Струкова и требования реформирования Постояного сове­та. О несогласии с письмом говорил Гурко⁶⁶. Письмо не отвечает «ни мнениям, ни чувствам настоящего времени», поддержал его Олсуфьев. «Заволновалось российское дворянство, — говорил он,— промашку, говорят, дали, промашку, не туда попали» ⁶⁷. По­стоянный совет и его председатель Струков подверглись осужде­нию за затягивание съезда ⁶⁸.

Критика письма базировалась на двух взаимосвязанных те­зисах: оправдании и восхвалении «Прогрессивного блока» и осуж­дении «темных сил». Именно доказательству своевременности, нужности и полезности блока были в первую очередь посвящены речи трех ораторов, произведших наибольшее впечатление на деле­гатов съезда: Гурко, Олсуфьева и В. Н. Львова. Все трое, как из­вестно, являлись активными участниками блока. Зная косность своей аудитории, они пустили в ход такие аргументы, которые убе­дили даже дворянских «мастодонтов» и «ихтиозавров» от поли­тики.

Что касается «темных сил», то в этом отношении выделялась речь В. Н. Львова, в большей части посвященная состоянию церк­ви, где эти «темные силы» в лице Распутина были особенно актив­ны. Институт церкви «объединенные дворяне» считали одним из важнейших в системе русской «государственности». Поэтому, ког­да Львов рассказал пикантную историю назначения Жевахова, не-