Царизм накануне свержения

Последняя запись, сделанная Яхонтовым, гласит: «16 сентяб­ря 1915 года состоялось в царской ставке заседание Совета ми­нистров в высочайшем присутствии. У меня со слов И. Л. Го­ремыкина написано: „Все получили нахлобучку от государя импе­ратора за августовское письмо и за поведение во время августов­ского кризиса"»⁸⁶.

Письмо, о котором идет речь, было написано 21 августа, т. е. на другой день после заседания Совета министров в Царском Селе, и подписано восемью министрами: Харитоновым, Криво- шеиным, Сазоновым, Барком, Щербатовым, Самариным, Игнатье­вым и Шаховским ⁸⁷. Автором его, по-видимому, являлся Самарин.

В письме вновь повторялась просьба оставить на своем посту Ни­колая Николаевича и указывалось на «коренное разномыслие» между подписавшими и председателем Совета министров, недо­пустимое во всякое время, а «в настоящие дни гибельное. Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и родине»

15 сентября по приказанию царя, переданному Горемыкиным, министры выехали в ставку. Горемыкин уехал днем раньше. Ми­нистры, как показывал Поливанов, были поражены не только тем, что их никто не встретил, но в особенности тем, что даже не было известно, когда их примут. Экипажей не подали, зав­тракали в грязном вокзальном буфете. «Обстановка была не­приятная». Добравшись до места, министры узнали, что их не хотят пригласить обедать. Только позже по настоянию Фредерикса их все-таки позвали к столу. Заседание состоялось перед обедом. Оно началось с резкого выговора царя, который «совершенно не понимает, как министры, зная, что его воля о принятии ко­мандования непреклонна», тем не менее «позволили себе» напи­сать это письмо. Затем последовал ряд длинных речей, в которых министры указывали «на необходимость держаться в контакте с общественностью... а Горемыкин... отвечал, что это чепуха, что министр не понимает, что говорит, или* что это не отвечает делу, потому что это в воле его величества». Закончилось заседание словами царя: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю».

По оценке Поливанова, заседание было «историческим» — «дало окончательный толчок мысли монарха идти в сторону от страны. Заседание окончательно укрепило Горемыкина». Через несколько дней царь действительно приехал в свою резиденцию. Началось «последовательное увольнение министров, прогрессивно взиравших на события в государстве». Сперва увольняли по два в неделю, потом по одному, положение Горемыкина все более крепло, «и для нас не было тайной, что он ездил в Царское Село получать указания от Александры Федоровны» ⁸⁹.

3 целом , верный рассказ Поливанова нуждается, однако, в уточнениях. Сразу, а именно 26 сентября было уволено только два министра — Самарин и Щербатов. Спустя ровно месяц уво­лили Кривошеина. Четвертым министром, которому дали отставку в том же, 1915 г., был министр путей сообщения С. В. Рухлов, но его увольнение не стоит ни в какой связи с письмом и оппо­зицией министров: Рухлов, как и Хвостов,— крайний реакционер, поддерживавший Горемыкина; отставка его была вынужден­ной — транспорт находился в критическом состоянии, а министр оказался полностью неспособным руководить им. Что же касается остальных министров, то их судьба сложилась следующим обра­зом: Харитонов умер в 1916 г. на своем посту государственного контролера, Шаховской, Барк и Григорович оставались минист­рами вплоть до Февральской революции. Игнатьев был уволен незадолго до нее — в конце декабря 1916 г. Остальные два ми-

нистра — Сазонов и Поливанов — лишились своих постов — пер­вый в июле, второй в марте 1916 г. Не так просто обстояло дело и с Горемыкиным, как считал Поливанов.