Царская любовь

– Кое-кто не желает, чтобы посыльные носили письма тебе, друг мой. Кое-кто желает сохранить ваши отношения втайне, – не принял его тона постельничий. – И потому внутри письма с моим именем имелось другое. Уже с твоим.

Боярин протянул Саин-Булату сложенный втрое лист беленой бумаги с восковой печатью по центру.

Расслабленность моментально слетела с касимовского царя. Он схватил письмо, сломал печать, развернул…

«Мой любезный хан! Великой наивностью оказалась надежда на то, что о твоем пребывании в моей окраинной усадьбе никто не узнает. Не прошло и недели после твоего отъезда, как ко мне пришло письмо от отца, а вслед за тем письма от братьев и от родственников по мужниной линии. Ты сам понимаешь, как выглядит проживание постороннего мужчины в доме одинокой женщины на протяжении трех месяцев, и сослаться на стечение обстоятельств мне удастся лишь в том случае, если более не возникнет никаких сомнений в случайности зимнего визита. Я люблю тебя, мой ненаглядный и желанный витязь, я люблю тебя так, как не мечталось даже в детских девичьих грезах, я безмерно счастлива, что смогла оказаться в твоих объятиях, что предалась сказочному безумию душой и телом. Но ныне прошу тебя: более никогда не пиши мне, не присылай подарков и никогда не показывайся рядом со мной и моими владениями. Токмо так мне удастся подтвердить невинность твоего появления в Бобриках на пути в Касимов, задержку из-за непогоды и праздников и невинность наших охотничьих и святочных развлечений. Если же возникнет подозрение на наше знакомство, то для защиты княжеского рода Мстиславских и Черкасских от срамных слухов и доказательства своей чистоты мне придется принять постриг.

После того, что случилось между нами, любый мой, после пережитого счастья мне ужо не страшно отречься от мира. Однако же в душе моей все же таится надежда, что судьба снова сведет нас случайностью, каковая не вызовет подозрений, и я опять смогу узреть тебя. А может статься – и ощутить прикосновение твоих ладоней к своему телу. Токмо ради надежды сей молю тебя, мой любимый: забудь обо мне! Никак не выдавай никому нашего знакомства, не навещай, не вспоминай моего имени и сожги это письмо, как только дочитаешь последнюю строчку».

– Иншал-ла! – Саин-Булат сложил письмо, подошел к масляному светильнику и сунул его уголок в огонь.

– Я так и думал, – пробормотал постельничий. – Когда послания приходят подобным образом, хорошего от них не жди.

– Ничего не было. – Татарский хан выждал, пока бумага догорит, растер пепел между ладонями и сдул его в сторону окна. – Я даже не знаю, о ком ты говоришь.

– Как скажешь, друг мой. В конце концов, это не мое дело.

– Спасибо, боярин, – кивнул Саин-Булат. – Выполни еще одну просьбу.

– Какую?

– Забудь все, что знаешь! Ничего никогда не было. Ни у меня, ни непонятно с кем, – не очень вразумительно, но доходчиво выразился татарский хан.

– Уже забыл, – согласно кивнул постельничий.

– Шербета я больше не хочу. – Касимовский царь с силой провел ладонью по лицу. – Хочу кальян. И аркебузную пулю в голову. Когда государь отдохнет и вернется к делам, сразу предупреди меня, боярин. Попрошусь в новый поход.

– Хочется кого-нибудь убить? – понимающе кивнул постельничий.