Синева успела уже отойти на несколько шагов, когда княгиня спохватилась и крикнула вслед:
– Стой, дура! Какой Касимов?! Ты совсем умом тронулась, девка?
– Но ведь Саин-Булата туда повезли! – остановилась служанка.
– Коли я в Касимов поеду, сие значит – самой всему миру о нашей связи с татарским ханом рассказать! И вообще… – погрозила ей кулаком княгиня. – Забудь о таковом!
– Тогда куда? – спросила Синява.
– Домой, – безнадежно махнула рукой женщина. – Мне теперича все едино не до молитв.
Вскоре домик с кельей паломницы наполнился суетой. Слуги укладывали в сундуки княжескую посуду – кубки, блюда, кувшины, тарелки, постельное белье госпожи, сменные одеяния скромной послушницы, подушки с перинами, книги и беленую бумагу, свечи восковые и хвощевые, масляные лампы, увязывали во вьюки ковры и подсвечники, подушки и скромную походную перину, полотенца, занавесочки и благовония. В общем, все то, без чего человеку в дальней дороге никак не обойтись. Часть сундуков и вьюков укладывали на две подводы, часть – увязывали на большой тяжелый возок размером в две кибитки, настолько просторный внутри, что там можно было спать, вытянувшись во весь рост, и еще оставалось место для стола, малого шкафчика и скамьи для слуг.
Княгиня Анастасия Черкасская все это время стояла немного в стороне и молча, неотрывно смотрела на синюю луковку храма, украшенную серебряными звездами, и яркий золотой крест.
– Дозволь слово молвить, госпожа? – тихонько подкралась к хозяйке дворовая девка.
Женщина оторвала взгляд от креста, покосилась на служанку.
Синява была старше госпожи всего на несколько лет, состояла при Анастасии с детства и никогда не подводила. Княжна, затем княгиня доверяла ей полностью, делилась многими тайнами, порою даже спрашивала совета. Не подруга, понятно, раба – но Синяве позволялось куда более, нежели остальным слугам, и прощались многие вольности.
– Надобно сказать, что еще в какое иное место мы в паломничество сбираемся, да слуг ненадежных с тем отослать, – полушепотом предложила девка. – А самим в Касимов рвануть!
– Ага! – нервно хмыкнула женщина. – Вот токмо в том самом «ином месте» меня тогда не окажется. Полагаешь, исчезновение княгини Черкасской, урожденной Мстиславской, никто не заметит? А ну, бояре мои письмо какое важное в то место перешлют? Или родичам повидаться в голову взбредет? Начнут искать, разошлют посыльных. Все и всплывет.
– Надобно место дикое и глухое выбрать, где не хватятся, – предложила Синява. – И как можно далее. Коли на пути реки, броды, да паромы всякие, да еще сами дороги кружные, то недели на три припозднившись, мы никакого подозрения не вызовем. А за три недели в Касимов можно обернуться с легкостью!
– Коли место глухое и дикое, чего мне там делать? – резонно спросила княгиня, вздохнула и махнула рукой: – Ступай.
Дворовая девка поклонилась, отправилась в помощь остальным слугам.
– Синява, сюда! – вдруг громко приказала княгиня Черкасская.
Девка подбежала, склонила голову:
– Что прикажешь, госпожа?!
– Вспомнила я… – полушепотом сказала женщина. – После того как род мой на Русь перебрался, дед возжелал обитель родовую основать, токмо для князей Мстиславских. Сделал вклад, в деревне Кушалино что-то строить начали. Опосля дед преставился, на том все и забылось. Место глухое, нелюдимое. Никто туда не ездит, не ходит. Ни послушниц, ни паломников. Под Тверью место сие, возле Бежецка. Месяц пути, не менее. Вот и мыслю я… Коли уж в паломничество я отправилась, то почему бы мне монастырь дедов не посетить? Узнать, что там и как? Может статься, вклад достойный внести…
– Надобно, княгиня, надобно, – согласно закивала Синява, развернулась, прищурилась на царящую у возков суету. – Токмо столько слуг и вещей в сем пути совсем ни к чему. Журяну и Ляду лучше не брать. Язык без костей, проболтаются. Спокойнее молодую Цветаву оставить. Она хоть и дура, но я ее припугну хорошенько, пообещаю замуж за старика на дальнем хуторе отдать. Будет молчать. Филька от татарского хана подарки получал, Саин-Булат ему нравится, и тебе холоп предан. Он не выдаст. Третьяк, кучер старый, нелюдимый совсем, токмо с лошадьми разговаривает. Их троих оставить, остальных отослать. Отпиши с прочей дворней боярам в усадьбу, что в Кушалино отправилась, и пусть едут туда с ленцой. Мы же, поспешая, еще и первыми в Касимов домчимся! Соглашайся, госпожа. Мигом обернемся, никто ничего и краем уха не проведает!
Княгиня Черкасская подумала, покрутила на руке подаренный Саин-Булатом браслет, вздохнула, размашисто перекрестилась и кивнула.
– Перо и бумагу княгине! – закричала Синява, направляясь к телегам. – Кому сказывала, бестолковые, в возок все писчее класть, а не на колымагу!