Царская немилость (СИ)

Всё. Запутался Иван Яковлевич. Главное-то в чём. А в том, что получал он в год, если на современные деньги, пусть и примерно пересчитать — 470 умножить на 800 будет почти триста семьдесят тысяч рубликов в месяц. Это если на деревянные перевести. А чего? Не плохо. Нормальная зарплата, можно жить и жену содержать с чадами и домочадцами. А теперь, после отставки без пенсии, нужно жить на доходы от нищей деревеньки в Нечерноземье, где дохода в год крестьяне две копейки приносят. Может, и больше, но это никак не сопоставимо с зарплатой генерала.

Нужно было искать пути к обогащению. Поляка — будущего свояка ограбить? Обязательно. Только не в одиночку же. Нужна команда. Пётр сел на неудобное, маленькое для него кресло и задумался.

И не получилось. Шевельнулось в нём что-то от графа прежнего. Исконно — посконное. Конезаводчик же. Решил сходить посмотреть, как там его конезавод поживает. Все три «фризы» уже должны были жеребят принести. А как породу назвать — Витгенштейновский рысак. Фу-Фу. Никто не купит. Нужно чего покороче и броское эдакое. Ладно, как тётечка одна сказала: «Я подумаю над этим завтра».

Событие двадцать первое

Когда умрёт последний конь — мир рухнет, потому что самые лучшие люди — это кони.

В.Шукшин

— Mon amour je suis all'e `a l''ecurie! (Любовь моя я пошёл на конюшню) — на автомате прочирикал Пётр Христианович проходя мимо орущей бани импровизированной. Потом вернулся и ещё раз чмокнул «жену» в ухо.

Вышел из дома и опешил. Брехт ничего такого делать не хотел, тем более говорить этот бред на французском языке. Остались в нём частички Витгенштейна и теперь так сказать на своей территории стараются завладеть его новым телом. И чего. Бороться? Так, может, это помощь наоборот? Посмотреть надо. Пока ничего плохого не произошло.

В конюшню же шёл, вот и скатертью дорога. Идти далеко не пришлось. Вообще, подсобное хозяйство выстроено эдаким каре. За домом обнаружилось два строения стоящих поперёк, но к дому не примыкающие. В одном и были размещены лошадки. Облака — белогривые лошадки. Тьфу. Фризы же. Облака — черногривые лошадки. Нет. Не пелось. Вот, в правую сторону от дворца и находилась конюшня. И запах соответствующий и игогоконье слышится.

Со свету — темновато в конюшне. А нет — в конном заводе. Прямо у входа стояли два конюха, старый и новый и мерились пиписьками. В прямом смысле этого слова. Стояли, высунув свои органы и орошали столб с разных сторон. О времена! О нравы! (O tempora! O mores!). Цицерон прав был.

— Устроили новых жильцов, хватило места? — решил не дожидаться конца журчания Пётр Христианович.

Конюхи вздрогнули и не туда направили … Бог им судья.

— Так точно, Ваше сиятельство, первым пришёл в себя цыганистый конюх. — Жеребят пришли посмотреть?

— Догадайся с трёх раз. — Решил граф пошутить.

Не получилось. Тихон стал голову чёрную карябать грязными и мокрыми теперь пальцами. Мысли выскребать.

— На Араба посмотреть? — наконец просиял он.

— Тихон, твою налево, не тупи. Всё, давай показывай, и как новеньких устроили, и как Араб поживает, и на жеребят полюбуемся.

— Не гадать больше? — всерьёз спрашивает или сам прикалывается.

— Отставить гадания. Не святки же.

— Ваша правда, Ваша сиятельство, Васильевский вечер только послезавтра.

Ц. Что такое Васильевский вечер? Не спрашивать же. Вообще какое главное правило попаданца? Меньше говорить и больше слушать — целее будешь.

Фризки были великолепны. Тот первый Брехт из будущего и то залюбовался, что уж говорить о немецком крестьянине и немецком же графе. Они для фризов даже чуть великоваты, может, были где-то под метр шестьдесят в холке. Длиннющий и пушистый чёрный хвост, такая же густая и длинная грива и не малейшей потери цвета на всей шкуре, даже допускающихся звёзд на лбу и то не было. Граф купил каждую кобылу за полторы тысячи рублей. То есть, деревню мог бы средненькую купить на эти деньги, но вот не пожалел. И Брехт, сейчас смотря на эту красоту, графа понимал. Из глубин памяти, чьей вот только, всплыло название для этого ответвления от породы фризов — «Барокко». Не просто фризы, а первоначальные выведенные рыцарские кони. Красота. Правда — «Чёрное золото Нидерландов». А вон и жеребята в отдельном загоне, все три. И Араб напротив. Араб, конечно, не чистокровка (чистокровец), вообще, непонятно каких кровей, но именно он подвиг графа Витгенштейна на занятие конезаводчеством. Это было приданное жены и досталось, можно сказать, даром. Да и ладно бы. Но … Араб тоже был чёрным, как ночь — вороным жеребцом. Тогда-то Пётр Христианович и подумал о вороных фризах. Почти все деньги, что остались от продажи батюшкиного имения после уплаты долгов, сюда ушли. И вот, полтора года спустя, у него есть три вороных жеребёнка. Что уж вырастет, пока не известно. Но цвет-то уж точно не поменяют. Араб чуть повыше фризов и ноги потоньше, особенно передние, но грудь тоже мощная. Подождём.

— Молодец Тихон. Не подвёл. Рубль тебе жалую с царского плеча.

— С царского плеча?