Для начала некоторые заблуждения. Земли до революции у крестьян было мало. У некоторых вообще по три десятины. На мужеску душу. В учебниках так написано. Читает народ и сочувствует бедному крестьянину. Три всего жалкие десятины или даже всего шесть четей. Как тут семью прокормишь? А что нам математика по этому поводу скажет? Десятина, если округлить, то это гектар, а четь — это половина гектара. Итак, три гектара земли. Хрень, конечно. А ещё Некрасов масла подлил. «Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она». От полоски и спляшем. Пусть полоска будет тридцать метров в ширину. Тогда три гектара — это … километр. Эта полоска, что грустную думу наводит, километр в длину. Стоять. Бояться. А ежели у мужука двое пацанов, тогда чего? Тогда это полоса длиной три километра. Как там в мультике: «Не выдоешь за день, устанет рука». Да дойти до конца тяжко, не то, что вспахать. Дальше считаем. Урожай сам — семь считался хорошим. Сам — пять обыденным. Бедный крестьянин, одно зерно посадил, а выросло всего семь. А ведь в колоске пару десятков зёрен пшеницы, скажем. А из одного зерна вырастает несколько колосьев. Вон, все же читали про Робинзона Круз
А теперь математика. На гектар земли нужно 150 — 170 кг семян пшеницы. Умножаем на семь. Получаем урожай — 1050 — 1190 кило. Округлим и в центнеры переведём. Одиннадцать — двенадцать центнеров с гектара. Это больше, чем сейчас в среднем по России. И почти в два раза больше, чем при Сталине. Там 8 центнеров был в среднем по стране урожай.
Теперь про кулаков. Взял у него крестьянин мешок зерна, а отдавать два нужно. А нахрена мужику мешок зерна. Мешок в те времена это килограмм сорок. 170 умножим на три десятины и разделим на сорок. Мужику нужно тринадцать мешков, чтобы поле засадить. И если у него есть двенадцать, то чуть аккуратнее бросать будет. Но про то, что взял мужик тринадцать мешков у кулака в учебниках не написано. Так это мы на одного считали и ещё двое сыновей. Сорок мешков семян надо. Нахрена у кулака один брать?
Всё кончилась математика. Если не выгребать у мужика всё под метёлку, то выращенных трёх тонн зерна ему вполне хватит. Тем более, девяти тонн. А если на картошку перевести, то при урожае нормальном двести центнеров с гектара получим шестьдесят тонн. Шестьдесят тонн картофеля! Есть замучаешься.
Теперь об ошибках создания колхозов в СССР. Главная — это то, что нужно было вести на колхозный двор свою единственную корову кормилицу. Детей без молока оставлять. А там чужой дядька твою кормилицу так не обиходит. Помрёт кормилица. А детишки помрут без молока.
Пётр Христианович таким путём решил не ходить. Ничем хорошим это не закончится. Нужно построить сначала нормальный коровник и купить для него коров на рынке, и нормальные сепараторы изготовить или купить. А ещё сыроварню рядом построить. Ну, будет молоко?! И что с ним делать? Совсем же другое дело с маслом и сыром. Это не скоропортящиеся продукты. Их можно в Подольск, а то и в Москву на рынок отвезти. И зерном торговать тоже не выгодно. Гораздо лучше торговать курями на этом зерне выращенными и яйцами, что эти куры будут производить. Тоже вполне можно на рынок отвезти. И, в крайнем случае, даже чуть дешевле перепродать в кабаки и прочие предприятия общественного питания, коих в Москве не мало.
Всё вот это граф Витгенштейн собрав всех своих тридцать восемь душ и рассказал.
Перед этим все дворы сам обошёл, не поленился.
Люди жили плохо. Бедностью это назвать трудно. Это ужасом назвать можно. Дома из плохо обтёсанных брёвен положенных без фундамента прямо на землю и не ступеньки вверх, а ступеньки вниз. Дом всего в пять или шесть брёвен с одним маленьким оконцем, тем самым, почти не прозрачным бычьим пузырём, затянутым. Люди по существу в землянке небольшой живут, вместе с телёнком и жеребёнком. И самим тепло и скотина не застудится. В центре дома очаг из камней. Открытый. А никакого продуха в крыше не видно. Куда дым идёт?
Стоп. А как они суп варят. Куда кастрюлю ставят.
— Ась? Чего ставят?
— Суп как варите?
— Ась, чего варите.
— Ну, кашу?
— Так в горшке рядом с очагом доходит. Томится. А хлебушек мы …
— У вас нет железной посуды?
— Шутишь, Ваше сиятельство. Оно, Никифор горшки кривые лепит и лепо. И кашу можно поставить и квашню.
— А кузнец?
— В селе, в Вяхирево.
— А коней подковать?
— На кой?
— Осип, да как же вы живёте? — граф за голову не схватился, но понял, что три тысячи рублей не такие и большие деньги.
— А чего, как все, не хужее вяхиревцев, не холера бы, так и вооще лепо.
— А что с врачами у вас?
— Грачами? А что грачи?! Грачи птицы полезные. Весной, в голодуху, палкой зашибёшь, на костерке поджаришь и детишкам, те с костями схрумают.
— Травницы, доктора иноземные?
— Оно чё? Ну, в Нежине есть бабка Матрёна. Заговорит, если чего. Настой даст. Только барин ихний — Курдюмов ругается. Повесить её всё грозится. Ведьмой обзывает.
— Курдюмов? Ладно. А, Осип, а где лес можно на школу, да на коровник с птичником купить? Чтобы за разумные деньги.