Тогда зачем его сюда сунули? Хотя, может это и не целенаправленное действо. Сбой какой в программе мирозданья. Шутка колдуна из другой реальности, камень волшебный подбросивший Брехту.
Интересная мысль при этом пришла в голову, ну, когда про «Что делать» думал. Через два месяца Павла задушит шарфом грузинский князь Яшвиль Владимир Михайлович. Там, кстати, эпизод есть один — мало озвучиваемый. Павел руку под шарф засунет, и ничего не будет получаться у князя и тогда кто-то из заговорщиков ухватит Императора за «жезл», ну, тот инстинктивно руки и потянет туда. А грузинский князь и довершит удушение. Тьфу, отвлёкся. Так вот, через два месяца власть сменится, и Александр вернёт Витгенштейна из ссылки и опять генералом и шефом сделает. Вывод. О деньгах для содержания семьи не надо думать. Всё и так наладится. Божьим промыслом. А ведь у него появилось около трёх тысяч рублей лишних. И отдавать их Зубовым не надо. А если и надо, то очень потом. Насколько помнил Брехт, умрёт князь светлейший Пётр Христианович Витгенштейн одним из самых богатых людей империи. Как Валериан сказал, типа, когда разбогатеешь, тогда и отдашь. А остальные и этого даже не сказали. А деньги раз есть, то их нужно потратить.
И нужно не просто потратить, а на пользу эти деньги потратить. Вспомнил про Шахерезаду имеющую университетское по нынешним меркам образование и решил школу для детишек деревеньки своей открыть. А Шахерезада ему и говорит человеческим голосом, что для открытия школы нужно одобрение церкви. Ну, и пошёл одобрения выспрашивать. А там отец Ираклий. Ну, вроде сговорились. Осталось малость — построить школу и отремонтировать церкву в соседнем селе.
Событие двадцать третье
— Знамо дело, — дедок шапку оземь бросил.
— Ты, Савёл, за всех-то не говори, знамо ему. А вдруг недород, сушь грядёт, али мороз вернётся, то чё. Не, общество, тута не тама, тута думать треба.
— Где ты, Панкрат, и где думать? Ты только пужать православных могёшь. Недород. А встань на час пораньше, да неудобья обкоси.
— А зачем это тебе, Ваше сиятельство?
— С жиру бесюсь.
— Оно чё? А ежели перебесисьси?
— Не зразу же.
— Оно чё? И литовку кажному?
— Кажному.
— А земли сколь?
— Кроме пары четей.
— Не, обманешь?
— Так, всё, закончили базар. Не на базаре. Собрание у нас по организации артели «Свободный труд раскрепощает». Сейчас голосовать будем.
— Голосить?! Как энто?
— Кто хочет в артель вступить, тот руку поднимет, кто не хочет ногу.
— Оно чё? Я рукой голосить буду.
— Осип, говори, ты старшой.
— Разбежаться-то не сложно. Я тоже рукой голосить буду.
— Так, подняли руки, кто вступает в артель «Свободный труд».
Двое против. Ну и бог с ними. И ведь, правда, на одной ноге стали прыгать, пытаясь вторую задрать.
Пётр Христианович похлопал в ладоши и объявил:
— Большинством голосов тридцать шесть хозяйств деревни Студенцы объединяются с этого дня в артель «Свободный труд». Двоих неприсоединившихся попрошу покинуть сход. Сейчас я деньги буду раздавать.
— Чево это покинуть, передумал я.
— А я просто застоялся. Хотел ногу размять, я тоже за.
— То есть, все тридцать восемь человек за.
— Вестимо.
Этому эпохальному событию предшествовало множество всяких событий поменьше. Про часть из которых нужно упомянуть.
Иван Яковлевич Брехт он мала-мала в колхозном деле понимал, не главный по тарелочкам, но всё же. Во-первых, сам дачу имел и хрень там всякую сажал, потом хреновину варил, пользы от опыта выращивания томатов не велика, но ведь и картошку выращивал и морковь, и даже кукурузу на Урале, правда, через рассаду. Во-вторых, ему ведь и память Штелле досталась, а тот в колхозе был правой рукой председателя сельсовета — писарем и знал об организации колхоза под Омском всё изнутри. А потом уже Брехт приобрёл колоссальный опыт, развивая свой сначала колхозный взвод, потом роту, а к 1939 году это вообще до двух колхозный батальонов доросло. Да, условия чуть другие. Армия — это дисциплина. Не хочешь — заставим. Не можешь — примучим.
А если все эти три опыта объединить, то вполне хватит его на создание первого в мире колхоза.