Царская Русь

Оба эти подвижника начали свою просветительскую деятельность в то время, когда Новгородскую архиепископскую кафедру занимал знаменитый потом митрополит Макарий, который и сам много трудился для борьбы (грубыми суевериями у финских народцев, рассеянных но его обширной епархии и, несмотря на давнее обращение в христианство, упорно державшихся многих языческих обрядов и верований. В этом отношении любопытна его окружная грамота 1534 года, обращенная к священникам Вотской пятины, отправленная к ним с домовым иеромонахом владыки Ильею и двумя владычными боярскими детьми. Из этой грамоты узнаем, что населявшие (Ию пятину инородцы, Чудь, Ижора и Корела, вместо христианских храмов продолжали ходить в свои прежние мольбища, приносили там языческие жертвы; поклонялись деревьям и камням; к новорожденным призывали жрецов или так наз. арбуев, которые и давали им имена; умерших хоронили в лесах и курганах; браки заключали без церковного венчания и т. п. Укоряя местных священников за их нерадение к своей духовной пастве, владыка приказывает им, собрав своих прихожан, вместе с иеромонахом Ильею выжигать языческие мольбища и заповедные деревья, кропить освященной водой жилища и жителей, наставлять их в вере, а непокорных арбуев передавать боярским детям для препровождения в Новгород на суд церковный и гражданский. Илья, по-видимому, успешно исполнил возложенное на него поручение, объехал многие вотские погосты, воспрещал языческие обряды, восстановлял православие и крестил некрещен-пых. Но в действительности, конечно, не так легко было побороть старые народные привычки и верования, и они продолжали существовать. О том свидетельствует другая окружная грамота, посланная спустя лет двенадцать преемником Макария, владыкой новгородским Феодосием, к духовенству той же Вотской пятины с софийским соборным священником Никифором и двумя детьми боярскими. Эта грамота повторяет те же укоризны и предписывает те же меры для истребления язычества^{80}.

Господство языческих обрядов и верований на севере России посреди финских инородцев, еще не укрепившихся в христианстве, нисколько не удивительно, если обратить внимание на то, что и в срединных областях государства, в самом коренном его населении, продолжало существовать двоеверие, т. е. рядом с христианской верой еще в полной силе живы были языческие обычаи и поверья. Истинное учение церкви слишком мало отражалось на народной нравственности, и господство православия выражалось по преимуществу внешним образом, т. е. развитием внешней церковной обрядности.

Все иностранные свидетельства того времени согласно отдают справедливость глубокому религиозному чувству русского народа и его горячей привязанности к своей Православной церкви, которую он считал самой лучшей из всех и самой искренней. Но привязанность эта выражалась чисто внешним образом: преимущественно почитанием икон, строгим соблюдением всех постов и постных дней, неукоснительным посещением церковной службы, терпеливым долгим стоянием на ней, усердными земными поклонами и крестными знамениями, возжиганием свеч и т. п. Проходя или проезжая мимо храма, каждый русский считал обязанностью остановиться, обнажить голову и помолиться. Не только во всех комнатах дома, но даже на площадях, на городских воротах и на больших дорогах ставились кресты и иконы, перед которыми прохожие также крестились и совершали поклоны. Богатые люди обыкновенно устраивали у себя образную, т. е. особую моленную комнату, стены которой увешаны были распятиями и иконами, в золотых и серебряных окладах с драгоценными камнями; перед ними теплились лампады и восковые свечи. Придя в чужой дом, русский человек прежде всего искал глазами иконы, молился им, а потом уже обращался с приветствием к хозяину. Молились, не только встав с постели или отходя ко сну, перед пищей и после нее; но и всякое дело, всякую работу начинали крестным знамением; а перед более важным предприятием призывали священника, чтобы отслужить молебен. Молились обыкновенно, перебирая в своих руках четки, которые всегда имели при себе. Особым поклонением пользовались некоторые иконы, почитавшиеся чудотворными. Точно так же чтились мощи святых, и для поклонения им предпринимались далекие странствования. Что же касается самого учения Церкви, ее догматов, внутреннего смысла церковных обрядов, в этом отношении царило невежество не только в народной массе, но и между самими ее пастырями, по их малограмотности и неумению отличать существенное от, неважного, догмы от обряда, подлинных книг св. Писания от подложных сочинений и т. д.

Невежество пастырей и паствы, естественно, способствовало распространению множества всякого рода суеверий. При недостатке истинного благочестия и самое развитие обрядовой стороны, под влиянием этих суеверий, доходило до уродливых, противоцерковных явлений и обычаев. Яркую картину таких суеверных обычаев и неблагочестия вообще рисуют перед нами записи известного Стоглавого собора, свидетеля наиболее достоверного и до некоторой степени беспристрастного.