Царский изгнанник

– Вот этого-то? – отвечал кучер. – Как же, вижу: это Беэр, сын брегенцского каменщика. Ишь, как он принарядился! Видно, клад нашел!.. Вот такому мальчику подать милостыню не грех: хоть и молод еще, а ни крейцера не пролакомит, что ни добудет, все домой несет. Братьев и сестер у него много, и все маленькие, голодные да не одеты и не обуты… Квартирка плохонькая: отец все лето прохворал… Когда поравняемся с ним, то бросьте ему что-нибудь, да осторожнее, смотрите, чтоб кто не увидел, здесь это не велено… Что ж вы? Иль у вас все монетки вышли?

Когда дормез поравнялся с мальчиком, Миша вытаращенными глазами окончательно узнал не только свой картуз, но и лицо своего брегенцского учителя. Он хотел было крикнуть ему, но мальчик таинственно прижал руку ко рту, как будто прося Мишу о молчании, потом он громким поцелуем отнял руку ото рта, снял фуражку, низко поклонился Мише, сделал ему еще раз ручкой и, нагнувшись до земли, колесом покатился к тирольской границе.

– Вот вы хвалите этого озорника, – сказал Миша кучеру, – а знаете ли вы, кто он такой? Это он давеча обокрал меня.

– Не может быть, – отвечал кучер, – вам так показалось. Я был у Беэра, и мне сказали, что Ганс здесь, в Роршахе.

– То-то, должно быть, по дороге в Роршах он и дал мне урок.

– Да нет же, уверяю вас, что вы ошибаетесь: все мальчишки, больше или меньше, похожи друг на друга… Я лет пять знаю семейство Беэров, и никогда ничего подобного…

По приезде в гостиницу Миша собирался, посоветовавшись с Чальдини, проверить свое подозрение, уже достаточно, казалось бы, проверенное прощальными поклонами Ганса Беэра, но главная забота его в это время была не Ганс Беэр. К тому же Чальдини, сейчас после ужина, достал свой дорожный портфель с письменными принадлежностями и, пригласив Мишу сесть за импровизированный письменный стол, положил перед ним большой лист бумаги.

– Еще и семи часов нет, – сказал он ему, – написать успеете, а завтра почта отправляется рано, говорят, здесь не то что в Римской империи, пишите же.

Несчастный с такой грустию принялся за свою работу, что Чальдини не мог без сожаления смотреть на него, однако ж он дал ему дописать все письмо до конца, попросил перевести его себе, напомнил иные, забытые Мишей подробности, и Миша начал переписывать свое исправленное и пополненное сочинение начисто.

– Ты это давешнюю свою историю описываешь дедушке? – спросила Серафима Ивановна Мишу из другой комнаты. – Это хорошо: дедушка посмеется… Пойди-ка ко мне на минутку, Мишенька.

Миша пошел к тетке.

– Поклонись от меня дедушке, Миша, да напиши ему: вот меня давеча, по оплошности доктора… нет, бишь, Анисьи обокрали, а тетя поправила, мол, все дело: пять двойных новеньких луидоров и в новеньком, мол, кошельке подарила мне, нарочно, мол, из Вены везла, чтоб отдать мне их на границе Франции, но отдала теперь, потому что такому большому и такому рассудительному мальчику нельзя же быть без денег.

Миша возвратился дописывать свое письмо. Дописав его, он громко вздохнул и подал его Чальдини для вложения в конверт.

– А что вам сказала тетка? – спросил у него доктор.

– Тетя, – холодно, дуясь, отвечал Миша, – сказала мне такие вещи, от которых я был бы счастливейшим человеком в мире, если б не это письмо.

Миша показал доктору свой новый кошелек.

– Обещаете ли вы мне, – сказал Чальдини, – отвечать всю правду на то, что я спрошу у вас?

– Извольте, обещаю.

– Вы теперь любите вашу тетку больше, чем меня?

– Гораздо больше, – отвечал Миша.

– Вы меня ненавидите?.. Говорите правду…

– Ненавижу!..

– Хорошо! Вот ваше письмо, напишите другое, хоть коротенькое.

Надорвав письмо Миши, Чальдини положил его перед ним.

– Я не хочу, чтоб вы меня ненавидели, – прибавил он, – я хочу, чтоб вы знали и понимали, что я вас очень люблю.

Миша изорвал свое надорванное письмо в клочки.

– Доктор, – сказал он, – никогда не забуду…

Подробно, слишком подробно, описали мы детство Миши. Но да не сетует на нас за это читатель: большая часть приведенных нами подробностей полезна для уразумения характера князя Михаила. Жизнь, казалось, с детства улыбалась ему: внук первого сановника государства, сын любимца царей, сам лично обласканный царем Петром, чего не мог ожидать он от будущего? На какую блистательную карьеру имел он право рассчитывать! Одаренный от природы самыми счастливыми качествами, имея чувствительное сердце, восприимчивую память и неутомимую жажду познаний, десятилетний Миша был, можно сказать, мальчиком необыкновенным… Чем-то суждено ему быть в будущем? Осуществит ли он свои мечты и надежды своего семейства? Зароются ли таланты в землю?.. Как часто встречаем мы миленьких и умненьких детей, из которых время, воспитание и обстоятельства вырабатывают людей самых дюжинных!

Но не будем забегать вперед рассказа, чтобы не лишить его последнего интереса, а возвратимся к Мише, и возвратимся к нему с тем, чтобы более не отвлекаться.

Миша выехал из Роршаха в самом веселом расположении духа. Тот же самый кучер взялся доставить своих пассажиров до границы Франции.