Царский изгнанник

– Бедный молодой человек! – вздохнув, шепнула она. – Что-то с ним будет, когда я скажу ему! И когда подумаешь, что это потомок Хильперика!.. Нет! Я должна спасти его! Беседа с глазу на глаз необходима… А что твоя нога, Миша, болит еще или получше?

– Немножко получше, тетя, но танцевать я еще не могу.

– Да как и не болеть ноге, – сказала Серафима Ивановна, – ты все сидишь на одном месте, как сурок; ты бы прошелся, Миша, подышал бы чистым воздухом. Погода видишь какая хорошая. У нас такой в половине октября не бывает. Ходить не очень больно тебе?

– Нет, тетя, потихоньку ходить я могу; а топать и делать батманы больно… я пробовал давеча…

– Ну так пойди прогуляйся с Анисьей… А мы покуда поучимся менуэту.

– А как же обедать? Уже два часа…

– К обеду успеете возвратиться, до обеда еще час с лишком… Или вот что: пообедай наскоро и поезжай с Анисьей к банкиру, скажешь ему, что мне нездоровится… Я вам дам к нему записку, по которой вы получите сто луидоров… Аниська! Подавай князю обед, а нам еще не хочется есть; скажи кухарке, что мы будем обедать в три часа. Да не забудь оставить на столе две бутылки ришбура и вчерашний остаток ангулемского ликера.

Пока Миша обедал, Серафима Ивановна написала записку к банкиру, запечатала ее вместе с аккредитивом и вручила пакет Анисье.

– Смотри же, дура, не потеряй, – сказала она, – да чего ты так расфуфырилась? Могла бы и попроще одеться!

– Скажите, пожалуйста, мадам, – сказал банкир Анисье, – куда госпожа Квашнина тратит так много денег? Всего три недели, как вы приехали, а она взяла у меня уже четыреста луидоров и теперь еще сто требует.

– У нас большие расходы, – отвечал Миша, видя, что Анисья конфузится отвечать, и полагая, что она конфузится оттого, что не довольно хорошо говорит по-французски.

– На что же эти расходы? – спросил банкир. – Неужели все на книги да на уроки?

– И на книги, и на уроки, – отвечал Миша, – да и на другие разные покупки.

– Разумеется, это не мое дело, – сказал банкир, обращаясь снова к Анисье, – но я не могу не удивляться таким большим издержкам и прошу вас удовлетворить мое любопытство: может быть, госпожа Квашнина тратится много на наряды?

– Не очень, – отвечала Анисья, – она всего сшила здесь два шерстяных платья, которые обошлись ей сто двадцать ливров оба.

– Может быть, вы очень дорого платите за квартиру?

– Мы платим за нее по семьдесят пять ливров в месяц.

– Ну так, может быть, вы часто даете завтраки, обеды, ужины?

– И то нет. У нас, правда, довольно часто обедают учителя молодого князя; но, кроме них, не бывает никого; и обеды наши, кроме вин, обходятся по четыре-пять ливров в день!

– Удивительно! – сказал банкир. – При таком скромном образе жизни истратить в три недели почти пять тысяч франков!.. Что вы скажете на это, Расин, московская дама, которая, платя за квартиру по семьдесят пять ливров в месяц и купив всего два шерстяных платья, истратила пять тысяч ливров в три недели?..

Услыхав имя Расина, Миша подбежал к столу, за которым сидели, обедая или отобедав, четыре человека в напудренных париках. Он стал прямо против Расина и вытаращил на него глаза, скрестив руки на груди.

– Чего вы от меня хотите, мой маленький друг; зачем вы на меня так пристально смотрите? – спросил Расин.

– Неужели вы Расин? – спросил Миша.

– Да. Разве вы меня знаете?

– Кто ж вас не знает? Кто не знает автора «Андромахи», «Ифигении», «Митридата», «Федры»?..

Миша очень рад был пощеголять своим классическим образованием перед Расином и перед сидевшими с ним за столом белыми париками.

– А разве вы читали все это? – спросил один из товарищей Расина.

– Не только читал, а наизусть знаю, – отвечал Миша, – хотите, я вам прочту что-нибудь?.. – И, не дождавшись ответа, Миша громко и твердо начал читать монолог Митридата.

Когда он прочитал стихов двадцать, Расин остановил его:

– Как бы нам не наскучить этим господам. А вы читаете недурно, молодой человек, и выговор у вас странный, но не неприятный… Кто вы такой и из какой страны?

– Из России, из Московии, как здесь называют Россию, – отвечал Миша.

– Вот, – сказал Расин своему соседу, – вы сейчас говорили, что мои трагедии оценятся только через сто лет, и были в отчаянии от того, что теперь торжествуете вы. Что вы теперь скажете?.. – продолжал Расин, обращаясь к Мише: – Сделайте одолжение, прочтите нам несколько стихов из «Федры» Прадона.

– Я не знаю «Федры» господина Прадона, – отвечал Миша, стыдясь своего незнания, – я знаю только вашу «Федру».

– Прочтите нам, по крайней мере, что-нибудь из сочинений аббата Коти; вы этим доставите большое удовольствие, – продолжал Расин.

– Сочинений господина Коти я тоже не знаю, – отвечал Миша, – а басни Лафонтена я знаю почти все… Какую прикажете прочесть вам?

– Вы заметили, господа?.. Беру вас всех в свидетели: этот молодой человек, такой еще маленький, а о Лафонтене говорит – просто Лафонтен.

Покуда Миша читал басни Лафонтена, банкир продолжал расспрашивать Анисью об образе жизни мадам Квашниной.

– Я все-таки не понимаю, – говорил он, – куда она могла истратить столько денег.