Царский изгнанник

Танцы надоели Мише еще скорее и еще больше, чем фехтование; там, по крайней мере, его занимало, как ловко Гаспар отмахивался одним эфесом от ударов длинной рапиры, которой ему, Мише, очень хотелось сбить завитой и напудренный парик с головы своего учителя; там у Миши была цель; а от батманов и глиссад он ничего, кроме скуки и усталости, не ожидал. К тому же однажды правая нога его как-то неловко подвернулась под левую. Он споткнулся и чуть было не упал.

– Отдохните, молодой человек, – сказал Даниель, – как видно, однако, что вы не имеете ни малейшей привычки танцевать, что никогда не учились даже… Я никак не думал, чтобы Московия так отстала от общеевропейского образования, судя по вашей восхитительной тетушке, я полагал, что образование в Московии…

– Какое у нас там образование! – сказала Серафима Ивановна. – Медведь на медведе, даже цигарок не курят и, кроме трепака, никакого танца знать не хотят.

– Покуда ваш племянник будет отдыхать, не угодно ли вам попробовать менуэт?

– Давайте.

Хотя и без музыки (если не считать музыкой пения Даниеля), урок менуэта шел как нельзя успешнее, по уверению учителя, при каждом па и при каждом реверансе повторявшего нараспев, что у него никогда еще не было ученицы с такими гениальными способностями.

– Вам бы представиться ко двору, и король… непременно начал бы опять танцевать, лишь бы только… протанцевать с такой восхитительной особой. Клянусь, при дворе ни одна дама не танцует так очаровательно, как вы.

Миша сначала с большим любопытством, а потом с большой скукой смотрел на этот урок менуэта, продолжавшийся почти два часа, то есть вплоть до обеда.

«Все же, – думал он, – лучше смотреть на эти реверансы, чем самому делать батманы».

За обедом Даниель был так же любезен, как накануне: пил после всякого блюда за здоровье своей милой и хлебосольной хозяйки, подливал вина и ей и Мише, уверяя их, что при дворе все дамы, все фрейлины и все дети пьют ришбур стаканами. После обеда, проглотив кофе и запив его большой рюмкой ангулемской водки (нынешнего коньяка), он хотел было показать своей ученице еще одну фигуру из менуэта, но раздумал и ушел, обещая ей непременно явиться на другой день, хотя, прибавил он, небезопасно для его сердца танцевать слишком часто с такой очаровательной ученицей.

Чем больше продолжались уроки танцев и фехтования, тем меньше нравились они Мише, но зато тем больше втягивалась в них Серафима Ивановна. Чтобы наконец избавиться от них, Миша прибегнул к хитрости, которая и удалась ему как нельзя лучше: на одном приеме он так ловко споткнулся, что вскрикнул от боли, тут же захромал и попросил у тетки позволения отложить урок до другого дня. На другой день Миша объявил, что опухоль в щиколотке прибавилась, и лечившая его Анисья подтвердила это. Серафима Ивановна осмотрела вывихнутую щиколотку и нашла, что действительно опухоль прибавилась. Миша прохромал две недели с лишком, но тем не менее уроки продолжались всякий день; оба учителя решили, что наглядное учение тоже может принести пользу.

Мастерские и спорные удары фехтовальщиков подвергались суду Серафимы Ивановны, которая, любуясь обоими, долго не могла решить, который из них фехтовал лучше. Гаспар был физически сильнее Даниеля и имел большую, чем он, привычку к рапире; зато Даниель был ловчее, проворнее, увертливее Гаспара; имел, как говорят французы, ноги неутомимые, иногда в то самое мгновение, как, казалось бы, рапира Гаспара должна неминуемо ударить в середину груди его противника, танцмейстер сделает прыжок в сторону, и рапира во всю свою длину вытянется в пустое пространство.

Серафима Ивановна всегда с удовольствием присутствовала при этих упражнениях и при всяком удачном ударе рапиры поощряла победителя громкими рукоплесканиями.

Но скоро поощрения эти показались недостаточными фехтующим.

– Мы почти одинаковой силы, – сказал Гаспар Даниелю, – и не разорим друг друга, если заинтересуем нашу игру. Положим по луидору на удар.

– Извольте.

В продолжение получасового фехтования Даниель тронул Гаспара пять раз, а сам был тронут только два.

– Видно, на доку наткнулся я, – сказал Гаспар недовольным тоном, отдавая победителю три луидора, – вы скрываете ваше искусство, да вы и не по правилам фехтуете, если правду сказать: в фехтовальной зале вам бы не позволили делать такие антраша, ведь это не балет какой-нибудь…

В следующий раз посчастливилось Гаспару: он выиграл с танцмейстера пять луидоров один за другим. Даниель отдал их без малейшего ропота, как следует такому благородному игроку, как он. Серафима Ивановна открыто симпатизировала ему и была очень недовольна превосходством Гаспара.

– Я нынче не в ударе, – сказал ей Даниель, томно на нее глядя, – я очень устал; всю ночь грезил о недосягаемом блаженстве. Но, впрочем, мы попробуем еще один выпад. А вы, дамы, подержите за меня что-нибудь на счастье.

– Угодно тоже по луидору на удар? – спросил Гаспар.

– Хорошо, только фехтуйте поосторожнее, Даниель. Вы слишком горячо атакуете и пренебрегаете часто защитой.