Начал с шампанских. На «Мадам Клико» его взгляд не задержался. «Силлери Гран-Муссе» в больших чёрных бутылках он тоже обошёл вниманием — дрянной небось напиточек-то, обычная заморская кислятина. Вместо этого шампанского лучше суточных щей выпить. В последнее время Дуняшка наловчилась по этой части — сварит щи, выстоит их сутки, сольёт из кастрюли бульон — и в бутылки из-под шампанского.
Пробкой покрепче придавит, сложит бутылки в корзину и — вниз, в хозяйский подвал, которым разрешено пользоваться почётному жильцу дома номер 64 по Гороховой улице, квартира номер 20, Григорию Ефимовичу Распутину.
Щи Дуняшкины такими сильными оказываются, что запросто вышибают тугие пробки — те, как свинцовые пули, с которыми ходят на лося, могут выкрошить из подвальных сводов каменные осколки, могут и человека покалечить, если тот случайно окажется рядом, — убить не убьют, но глаз высадят запросто.
И что в таком разе кислым распутинским щам «Силлери Гран-Муссе»! Детский лепет, дристушка из винной ягоды. А вот «Мине Жён Орижиналь» — это уже посерьёзнее, и цена в три раза выше, чем у «Силлери», Распутин это шампанское пробовал. Остался доволен. «Мадерце», правда, уступает, но вино хорошее. Совсем иного класса, чем мадера, но после супа «Мине Жён Орижиналь», в отличие от «Силлери», можно выпить. Чтобы во рту оставался приятный вкус.
Имелось ещё шампанское «Эксцельсиор», непонятно, чьё оно — то ли французское, то ли португальское. Распутин в этих тонкостях не разбирался, но «Эксцельсиор» было, по его мнению, шампанским на любителя. Может, кому-то «Эксцельсиор» и нравится, а «старцу» — нет, ноги мыть ещё годится, а чтобы в рот — не-ет, господа хорошие, увольте!
Распутин поплевал себе на руку, расправил влажными пальцами брови — в отдел вместе с подтянутым артиллерийским поручиком, перекрещённым новенькими скрипучими ремнями, вошла женщина, на которую «старец» сразу обратил внимание — чистая, как ангел. Такая чистая, что Распутин даже несколько оторопел, в следующий миг отметил невольно, что он готов вести себя, как повела старая бабка в капоре, отороченном собольим мехом, — готов плюхнуться перед этим ангелом на колени и потянуться губами к её нежной руке...
При воспоминании о бабке, которая ещё не ушла из магазина, всё глядела на Распутина широко открытыми глазами и тихо молилась, Распутин поморщился: до чего же противная старуха! Пятно, расплывающееся у неё на носу, свидетельствовало о том, что бабка не Богом, а совсем иными силами помечена. Другое дело — эта чистая, с тревожными умными глазами женщина, при виде которой в груди у Распутина сразу сделалось горячо. Он снова поправил влажными пальцами брови и смело, в упор глянул на женщину.
Поручик, поймав взгляд Распутина, нахмурился было, но в следующий миг обмяк, улыбнулся.
«Знает меня, — понял Распутин, — встречались ранее. А где встречались — вряд ли уже вспомню. Богу одному, пожалуй, это только и известно. Да и помнить всякие мелочи не обязательно — чего загружать впустую мозги? А вот баба у него — пёрший сорт, дюже хороша — чисто лесная ягода. Вкусная и душистая. М-м-м!» Поручик поклонился Распутину. Распутин кивнул в ответ и, желая привлечь к себе внимание дамы, заговорил громко, властно, потыкал пальцем в полку с «Мине Жён Орижиналь», потом ткнул пальцем в приказчика:
— Голубчик, положи-ка шесть штук в корзину!
— Слуш-юсь! — бодрым, хорошо отрепетированным возгласом отозвался приказчик.
— А если я возьму десять бутылок этой кислятины, твои рабочие смогут доставить вино ко мне домой?
— Всенепременно-с!
— Тогда десять бутылок!
— Кто это? — услышал Распутин за спиной шёпот дамы. — Человек крестьянского вина, а берёт дорогое шампанское...
Цель была достигнута. Распутин знал, что делал, внутри у него шевельнулась сладкая истома, он невольно подумал: «А неплохо бы этого офицерика загнать на фронт, тогда будут открыты все двери... Но чтобы заслать его в Тмутаракань, где немцы режут русским потроха и вывешивают их на столбы для просушки, надо побывать у папы...»
То, что Николай Второй уже вернулся из Ставки, Распутин знал — Муня Головина сообщила, да и сердце подсказывало, чутьё у «старца» на этот счёт было превосходное, он даже знал час, когда «папе» открыли ворота дворца в Царском Селе, — но звонить «папе» не спешил: Николай Второй позвонит ему сам. Это произойдёт обязательно, Распутин верил в силу своего внушения.
— Это Распутин, — шёпотом произнёс офицер.
— Распутин? Сам? — Женщина удивилась. — Я его представляла себе другим.
— Это он и есть. Сам. Собственной персоной.
— Та-ак, милый... Ещё подай мне вина старого, очищенного, — потребовал Распутин у приказчика.