Царский зять (3)

Юрий не сдержал прорвавшегося из души гнева. Один из бояр, осмелившийся на выкрик, попятился от его взгляда с побледневшим лицом — видимо только сейчас до него дошла вся дерзость подобного поступка, за которое положена плаха.

Неимоверным усилием Галицкий унял злость и продолжил пусть суровым, но спокойным тоном:

— За неподчинение приказу, или обсуждение оного, прикажу отрубить голову, раз ей думать не умеют! Надеюсь, теперь всем понятно, чем чреваты подобные выходки?!

В шатре воцарилась мертвящая тишина — обсуждать царское повеление желающих не нашлось даже среди родовитых московских бояр. И объяснение тут напрашивалось само собой — цари ведь родичи близкие, и один другому охотно разрешит несколько дурных голов топором снести для острастки, чтобы другие неразумные полезный урок усвоили. Тем более, у царя Новой Руси имелась определенная репутация, и все присутствующие в шатре хорошо знали, что крови он не боится.

— Иван Дмитриевич, твои запорожцы пойдут вторым эшелоном. При каждом случае выскакивать за линию карей и рубить бегущих турок и татар. При не расстроенном неприятеле немедленно уходить за стрельцов — в ход тогда пустим орудия.

— Все исполним, надежа-государь, дело знакомое. Так уже не раз воевали рядом с твоими стрельцами — полковники и сотники разумеют, что к чему в битве такой. Казаки давно готовы!

Кошевой атаман поклонился Юрию, блеклые прежде глаза Сирко горели неистовым пламенем — старик дождался этого часа. И словно старый боевой конь, заслышав звук трубы, рвался в сражении.

— Генералы Бологов и Гордон!

— Я здесь, государь!

— Приказывайте, ваше царское и королевское величество!

Из пышно одетой толпы выступили два генерала в скромных зеленых мундирах, как у «новорусских» стрельцов. На стольника и шотландца Юрий особенно рассчитывал — двенадцать тысяч хорошо обученных солдат полков «иноземного строя» уже не раз действовали в боях против турок и татар совместно с его стрельцами, вооружены и снаряжены были подобно его войску. Их бригады были единственными среди всей русской армии, которые можно использовать в грядущем сражении.

— Идете со своими полками третьим эшелоном, обеспечивая фланги. Ты, стольник, будешь приглядывать за левым, а ты, Петр Иванович, за правым — там наскоки ногайцев пойдут беспрерывно. В случае необходимости, подкрепите чуть-что ту из стрелецких бригад, построение которой прорвет противник. И надежно прикрывайте нам тыл — на татар отвлекаться нельзя, вот ими и занимайтесь.

— Диспозиция ясна, государь, все исполним, как следует, — Бологов поклонился чуть ли не до земли, за ним склонил голову и шотландец, негромко сказав при этом царю:

— Выполню любой приказ вашего царского и королевского величества, можете положиться на моих солдат!

— Вот и хорошо, действовать будем решительно и быстро, — подвел итог Юрий Львович и посмотрел на Ивана Самойловича.

— Гетман! Твои казаки нависают за нашим левым флангом. Как только татар опрокинем и по степи всех разгоним — нападайте на орды и рубите. Оттягивайте их на себя, не давайте вмешаться в сражение, пока мы османов не разобьем. А дальше преследуйте неутомимо, гоните всю ночь. Истребляйте их, где только сможете, и покуда в силах будете.

— Исполню твою волю, государь!

Пожилой казак с хитринкой в глазах, не столь роскошно одетый как стоящие рядом с ним московские бояре, поклонился, опустив руку с зажатой в ладони шапкой.

«Жест символический! Хитер, шельма!

Осознал уже, что выбора у него нет по большому счету. Никто за ним наследственное право на гетманство не признает, даже польский король, которому Ванька по весне отписал. А списочек с грамоты той у меня в руках — вон Мазепа глазки свои подлые закатил, шпион патентованный. За глотку я тебя взял, но хватку ты еще не ощутил.

Под Москву лечь ты не хочешь, если сторону ляхов или османов примешь, то тебя собственная старшина, среди которой моих доброхотов много, в мелкие клочки растерзает.

Ладно, я с тобой договариваться позже буду, сейчас надо действовать, победы над турками добиваться».

Юрий повернулся к князю Голицыну — тот всем своим видом демонстрировал, что полностью согласен со всеми царскими приказами, выполняя все прежние договоренности…

Интерлюдия 2

Казы-Кермень

7 июня 1680 года

— Держать строй! Держать!

Есаул Степан Алексеев громко командовал, почти кричал, старательно надрывая глотку — чтобы стрельцы услышали его приказы. За эти полгода он почти без отдыха всячески натаскивал новобранцев, которых было без малого две сотни — почти половина личного состава батальона. И сейчас видел, что труды его окупились сторицей — все три роты стрельцов, вооруженных штуцерами, действовали слаженно, продвигались вперед быстро, и при этом давали в минуту один, а то и два залпа.

Дальнобойные пули буквально косили турок — три сотни нарезных ружей в умелых руках являлись страшным оружием, могущество которых на поле боя оценили по достоинству.

— Первая шеренга с колена, вторая стоя! Целься! Огонь!