Царский зять (3)

— Десятками тысяч, атаман. И хоть головной боли хватает, зато на будущие времена задел добрый нами совершен. Власть ведь тяжкая ноша, Иван Дмитриевич, если за каждого человека ответ держишь. «Великого сгона», о котором я тебе давно поведал — не случилось во всем том ужасе. Зато те двадцать тысяч семей с окрестностей разоренного Чигирина и Правобережья, в Таврию ушли, да в Крым на поселение. А с ними и с других земель, с Левобережья много — голод там. Мы с тобой многие жизни уберегли, а, главное — нет Крымского ханства, что должно было еще целый век набеги совершать. Иной стала история…

— Это верно — пять лет назад ты изгоем был, государь, и о Новой Руси даже не помышлял, — кошевой усмехнулся. Блеклые старческие глаза неожиданно загорелись юношеским огоньком.

— А посему, Юрий Львович, круг соберу в Чертомлыке, будем решать, как переселяться будем на новое для Сечи место. Понимаю, что воевать с басурманами надо, а не за слободами защиту искать. Обоснуемся на новом месте надолго…

— Временно, Иван Дмитриевич, но всерьез обустраиваться будем. Не хочу я тягомотину растягивать, проблему с ногайцами и татарами до конца этого века разрешить нужно окончательно. Так что у нас есть еще лет двадцать на выполнение этой задачи. Пока от Буга до Дона владения Новой Руси протянулись — этого за глаза достаточно, великоватый кусок заглотили, переварить его надобно, и лишь потом рубежи снова расширять, благо есть куда и в какие стороны.

— Стар я уже, в следующем году помру — неизбежное чую. Но свершить предложенное тобой дело успею. Так что не увижу многие, но главное зрел. А дальше что свершать будешь?

— С османами воевать, атаман — сцепились мы намертво на долгие годы. Вначале укрепимся на освобожденных территориях. А потом за Буг пойдем в силах тяжких. Изгнать ногайцев и татар за Днестр окончательно, чтоб духа их не было. А лучше занять Буджак! И место для Сечи будет в устье Дуная — дальше на юг нет смысла идти — нужна передышка в полвека, чтобы все земли освоить и для людей нормальную жизнь наладить.

— Надеюсь, так и будет. Мне уже семьдесят лет исполнилось, тебе вдвое меньше, государь, так что замыслы свои претворишь и дела свои совершишь. На Дунай выходить надо — там православных народов много, молдаване, валахи да болгары. Вот только сильна Оттоманская Порта, в такой войне без союзников никак не обойтись. А господари Молдавские шельмы изрядные, на них надежду держать нельзя.

— Да оно и понятно. Стефан Петричейку, что шесть лет тому назад правил, то у ляхов помощи просил, то руку Москвы держал, а потом окончательно в Варшаву сбежал вместе с митрополитом Дософтеем. Грек Думитрашку Кантакузино фанариот, паскуда — до голода всех жителей довел, там людоедство процветало. На татарах да турках его власть только и держалась, всех недовольных подчистую вырезали. Теперь там другой грек правит — Георгий Дука, руку султана держит твердо. Но хвостом виляет — боится, что мы от Буга на Днестр пойдем.

— А русская рать пойдет, государь?

— Нет, московиты мне лишь пятнадцать тысяч войска на Буге оставили, все остальные полки князь Голицын в Белгород и Киев повел. Самойлович только пять тысяч казаков оставил, и также ушел.

— Вот сучий сын! Пока я в походе был — сбежал…

— Мне резервистов отправить на уборку урожая надобно было, не мог я их отмобилизованными держать. Однако всех православных пленников вместо них по слободам распределим, пусть трудятся на жатве, да в мастерских. В рабочих руках нужды не будет, а к следующему лету из сербов и болгар пять новых стрелецких полков сформируем.

— Идти большими силами на Днестр нужно без промедления, государь — нельзя давать ворогу опомнится, сил у турок мало в тех краях. Я со своими казаками не удержусь там без стрельцов твоих. Пушки нужны — если Бендеры возьмем, то на Днестре новое османское войско встретим — они его не раньше осени соберут, а там и зима близко. Да и молдаван на восстание поднять можно — к моим запорожцам несколько тысяч присоединилось, драться желают. Решайся!

Юрий задумался — после выхода к южному Бугу ситуация резко изменилась, спутав все планы и расчеты. Князь Голицын увел большую часть армии, хотя проку от нее было немного, только напрасно припасы прожирали. С гетманцами та же петрушка — остались только те, кто хотел воевать с татарами и турками дальше, — Юрий захотел сплюнуть и выругаться, но он все же удержался от столь неприличного действа.

Злости на Голицына и на царственного шурина он не держал, прекрасно понимая, что тут навязанное им решение Боярской Думы. Москва показала свой нрав и попросту решила проучить союзника, оставив того без значительной поддержки, на которую уговор был. В спину не ударят — и то ладно, но численность объединенной рати резко уменьшилась.