Немой вопрос завис, и, сделав усилие, Юрий посмотрел на Григория — пожилой казак, первым встретивший его в этом мире, который являлся
— Знаешь, государь, когда ты мне говорил о
Свалили в кучу польское наречие, добавили чуток наших слов, еще каких-то непонятностей, перемешали — получилось жуткое варево. Что же вы этих бесов, о Христе забывших, там не передушили?! Мы один народ одной православной веры — и не с придуманных окраин, которых везде полно! Мы с Руси! А то, что Малороссию Украиной у нас порой называют, ничему не мешает — не дело одно другим подменять!
— Вот-вот, с Руси! Ты пеняешь на то, что не передушили, кошевой атаман на то, что не перерезали — а дело то, как раз наоборот, пошло. Кто не знает
— Тьфу, — выругался казак, ставший архонтом, возглавивший Боярскую Думу «Новой Руси», — как можно людей тиранить, если они на своей земле выросли и другого говора не ведают?! У нас народ десяток языков и наречий разных использует — если мы силком заставлять будем, то державу до кровавой смуты сразу доведем. А там придут враги и докончат всех, в полон возьмут уцелевших. Ой, дурни, не ведают, что творят!
— Или наоборот, очень хорошо понимают, и ту Украину сознательно губят. Ведь все разворовывают, а денежки свои в иноземных банках держат, и там дома покупают, и деток своих учат в университетах.
— Тогда не дурни, а зрадники! Изменникам нужно любую жизнь в Смуту обратить, чтобы кровь пролилась везде. Стравить людей промеж себя, а самим злато-серебро урвать. Обычное дело! Вон, на гетмана Самойловича посмотри — и нашим, и вашим — московитам, ляхам, туркам. И под тебя, государь, уже подлаживается, перемены почувствовав. А сам поборами народ обложил на Гетманщине, от полковников себе мзду не просит, а сам требует, да подношений всяких!
Зерно побагровел, ладони сжались в кулаки — запорожец ненавидел всеми фибрами души тех, кто измывался над населением. А на крепостников вообще люто злобствовал — прошедший через издевательства от помещиков и рабовладельцев, но сохранивший душу, всегда будет выступать на стороне угнетенного народа.
— Зло, государь, от веры идет, от тех, кто Божьи заповеди не соблюдает. Так, унию приняв, на Галичине под католиков легли. Дьявол, прости Господи, по малости искушать начинает, но если палец ему дать — то душу погубит. Вот где корень зла, что случилось в
— Одна вiра и пiклування — рiзний влада и життя!
— Вера православная едина на всех, зря Никон бучу замутил. У нас такого допускать нельзя, государь! Гнать начетников сразу веником поганым, чтоб духа не было! Но почему забота одна?
— Одна на всех, Григорий. Московит к нам приедет, али литвин православный — пусть говорят, как хотят — лишь бы понимать его могли. Забота для всех единоверцев где бы они не жили — в Крыму или Москве, в Полоцке или Киева — понимаешь? Не делить русского корня людей на своих или чужих. Обо всех заботу проявлять!
— Но как же?! Ты хочешь сказать, что московский боярин до холопа участие проявит?! Ни в жизнь не поверю!
— Проявит, Гриша! Еще как проявит, но не сразу, и не сейчас, а гораздо позднее. Видишь ли — ключик во второй части. Разные власть и жизнь! У нас, на Гетманщине, в Москве, в Литве. А потому люди возможность сравнивать должны иметь, и уходить оттуда, где плохо, туда, где живут гораздо лучше. К нам сколько народа перебралось за последние годы?! И пусть не сытно живут пока мои подданные — но люди потоком идут, ибо понимают, что собственными трудами себе лучшую жизнь здесь создают.
— Ага, вот в чем заковыка. А бояре ведь на тебя не зря злобствуют. Сообразили, что людей не удержать, если только жизнь им лучше не сделать. Или казнями!
— А мы на это смотреть спокойно будем?! У нас, как и на Дону с Запорожьем — выдачи беглых нет! Любой, кто ступил на землю нашу — вольность сразу получает. И в Москве это прекрасно понимать стали — начнут народ закрепощать, то на войну нарвутся жестокую. Разина с его повстанцами едва победили — есть резон с нами и казаками связываться?
Юрий хмыкнул, зло усмехнулся. Прислушался к пушечной канонаде — подготовка к штурму шла своим чередом, ничего необычного.