Царский зять (3)

Поляки полностью потеряли правобережье, как бы не хорохорились в их сейме. Панство органически ненавидели, а потому возвращения прежних порядков было невозможно. А два оставшихся гарнизона потихоньку можно выдавить, не доводя дела до открытой войны.

Московский царь со своими боярами тоже оказались не у дел, потому что на смену «Глуховским статьям» пришло «Чигиринское соглашение». Та же петрушка, что с ляхами, только вид с бока. В Киеве оставался воевода с Малороссийским Приказом, вот только реальной власти у него не имелось. Да и дела свои он должен был согласовывать с наместником базилевса — тут Юрий стоял твердо. Как и в Слобожанщине, что де-юре была под скипетром царя, но де-факто норовила слиться как можно скорее с Новой Русью, вернее с реестровым войском Запорожским Низовым.

— Я знаю это, базилевс. Но пусть Малороссия своим порядком живет, а твоя Новороссия своим — но быть им вместе!

— Так оно и будет, гетман, в том моя держава сильна! У меня таково устроение на всех землях, устои никому не навязывают, их принимают всем сердцем! Вот тебе крест!

— Я верю тебе, Юрий Лев, — серьезно произнес гетман, и, усмехнувшись блеклыми губами, добавил. — Смотрю на тебя и дивлюсь каждый раз — то ты ведешь себя как истинный грек, то русич, то, уже как гот — хмурый и спокойный. И как ты так ухитряешься жить?!

— А я и есть выражение трех моих народов — все они дороги моему сердцу и не один из них в обиду не дам!

Юрий закурил папиросу, а гетман принялся набивать свою люльку. И хотя в комнате воцарилось молчание, оно не было ни для кого тягостным — каждый размышлял о своем.

«Московский царь все же еще юнец — поверил в мое бескорыстие. Хотя так оно и есть — не за свой карман радею. Да, это именно я устроил тебе бунт, братец Федор, вместе с кровопусканием боярства. Иначе нельзя было — либо они погибнуть, или в войне между нами полягут многие тысячи ни в чем неповинного народа.

Все произошло бы согласно старой поговорке — паны дерутся, а у холопов чубы трещат!

А так ходу назад ни ты, ни твои бояре уже не сможете дать. Вольности то вы на земском Соборе утвердили, пусть и под страхом смертоубийства — так надо было вам стрельцов своих нормально содержать. А так я «прикормил» нужных мне людишек — и получилось то, что случилось. И к добру все — не будет теперь крепостничества с его рабством, и не смогут дворяне с крестами на шее православными мужиками торговать.

Так что бояре, если этот урок кровавый не усвоят, я им его повторю — сейчас проделать подобный фокус станет намного легче. Народ вкусил глоток воздуха свободы, хотя вы горло ему старательно давили тридцать лет. А теперь если решите вернуться к старому, то полыхнет вся Русь, и земля у вас начнет гореть под ногами. Так что приноравливайтесь к новым порядкам и учитесь жить без холопства!

Впрочем, междоусобицы я у вас не допущу — окажу услугу Федору, и не медвежью. Понимаю, что боярство не желает реформ, по крайней мере, большая его часть. А объявленные из-под палки «вольности» считают дьявольским наваждением. И сплотятся они вокруг юного Петра — вот бы кого мне не хотелось видеть в царях.

Да и не так сложно десятилетнего парня на престол возвести — сыпанули яда Федору, и все — финита ля комедиа!

Царица Агафья полячка, царевич Илья несмышленыш, еще титьку сосет — кто за них двоих голос подаст?! Князь Голицын и Языков с Лихачевым — даже не смешно!

Царевич Иван Алексеевич, хоть и окреп немного, и перестал считаться юродивым, благо за город уехал, но в цари совершенно не годится — добрый очень, трусоватый и тихий. Такому власть в руки положи — уронит, и будет рад что от ноши избавился!

Так что решение верное — забрать Петра к себе с его матерью. Пусть в Москве воспримут, что я венценосным заложником решил разжиться. Одно другому не помешает, пусть так и считают!

Теперь нужно терпеливо дожидаться пока цезарцы и поляки обессилят в войне с турками, а там выйти на поле брани со свежими войсками. Вполне приемлемый вариант!»

Юрий бросил потухший окурок в чашку, посмотрел на Сирко — тот на него смотрел пронзительным, все понимающим взглядом умудренного прожитыми годами старика.

— Вижу, что дела задумываешь великие, и праведные — злости на твоем лице не было. О них спрашивать не буду — уже незачем мне такие вещи знать, да и трохи поздновато любопытство тешить.

— К войне с турками готовиться надо, хотя первый год не воюем, и облегчение большое пришло. Города строим, села и мануфактуры, железа плавим. Жизнь идет, Иван Дмитриевич!

— Так то оно так, государь, но даже если ты от войны уходишь, то она за тобой всегда придет. Что надумал?

— Твой народ, гетман, к войне готовить — армию большую собирать нужно. Справные казаки конными выступят, а селяне и прочие в стрельцах послужат. Всех вооружу и снаряжение с обмундированием выдам — думаю, к следующему лету управимся, ведь целый год впереди. А дабы проблем не было, надобно по всей Малой Руси мои деньги принять к употреблению — оно так лучше для дела.

— Так гроши твои и так ходят.

— Но не по решению или указу, гетман, а потому что лучше иных будут. Но для дела нужно…