Царский зять (3)

Третий день в стрелецких полках шло возмущение, открыто прорвавшееся. После злосчастных Чигиринских походов десять тысяч стрельцов вернулось в Первопрестольную, в рванине и убожестве, испытавшие на себе все тяготы войны. Но вернувшись в слободы, они увидели полное разорение торговлишки, а свои лавки заколоченными. «Царево жалование» выплачивали за походы три года, причем полковники и стрелецкие «головы» присвоили половину, при чем не скрывали своего лиходейства.

Пытались жаловаться в Стрелецкий Приказ, но его боярин, князь Михаил Юрьевич Долгоруков приказал жестоко выдрать жалобщиков кнутом. Написали «челобитную» молодому царю, отправили ее с выборными от всех десяти полков — а вернулась она князю Михайле, чтобы тот разобрался в проблеме. Тот и «разобрался» с выборными — били на княжьем дворе батогами так сильно, что двое стрельцов от того наказания крепко занедужили и в муках померли. А полковники стали лютовать вдвое прежнего, ходили посмеиваясь — «правда наша, дурни, а вы свою поищите!»

Долго копилась глухая ярость у служивых, что видели от бояр несправедливости и глумление. А по слободам «прелестные письма» ходили, с вопросами всякими — почему у базилевса стрельцы в сражениях побеждают, а кровь свою не проливают понапрасну?!

И жалование почему на Новой Руси втрое больше выплачивают, и вовремя, и никаких вычетов с него не делают?!

Почему на южных русских землях народ в вольности живет, а в Москве мучается, терпит напасти от боярства?!

Вопросы множились, а вот ответа на них не было. Наоборот, тех, кто «прелестные письма» читал или переписывал, хватали и волокли в Приказ, а там палачи на дыбе всячески мучили.

И решили стрельцы челобитную царю и Земскому Собору подать, прийти в Кремль полками, и, преклонив колени перед царем, пожаловаться на творимые несправедливости. Но не тут то было — явившихся на полковой двор стали хватать полковники со своими присными, бить палками и гнать прочь, ругая всячески.

И вскипела русская душа!

И прорвался безудержный гнев!

Раздался клич, призывающий разбирать оружие. Полковник Полуэктов и сотник Максимов схватились за сабли, желая напугать подчиненных. Да не тут-то было — те схватились за бердыши и разрубили в куски своих начальников. И все, тут надежды на прощение не осталось, а семь бед — один ответ, как в народе говорят.

Начался самосуд — полковников и сотников поставили на «правеж» — били палками, требуя вернуть деньги. Те, вопя от боли, признавались, где прячут уворованные монеты. Стрельцы пошли по домам, находили тайники, считали рубли, полтины, алтыны и копейки. Приходили в ярость от подсчетов — не хватало половины от жалования.

— Да что с ними разговаривать, пускай полетают!

Предложение пришлось многим по душе — начальных людей одного за другим стали поднимать на колокольни. Те хрипели и молили подчиненных о пощаде, обещая все исправить, но поздно — их сбрасывали вниз. Повезло тем, кто сразу разбился о камни, трое сотников покалечилось, несчастные громко стонали, а в них втыкали подтоки бердышей. Алая кровь пузырилась, будоражила души, опьяняла, приводила в неистовство сердца.

Всем захотелось действовать и сражаться, не важно против кого. Громко забили барабаны, развернули стяги — сотни стали спешно строится в колонны. И тут по стрелецким слободам пронеслись всадники в простых кафтанах, громко крича:

— Стрельцы! Бояре послов Юрия Льва, что потребовали даровать московскому люду вольности, бьют смертным боем. Одного затоптали, другому архонту глаз выбили!

— И за царя нашего Федора Алексеевича принялись, в лютости своей. И посадских людей, что государя защищают, бьют смертно!

— Спасайте царя, служивые!

— Бейте бояр, семя крапивное вывести напрочь нужно! Царь Федор всех вольностями одарит!

Всколыхнулись стрельцы, услышав такие призывы — и забили барабаны тревожно. Матерясь, на ходу заряжая старые пищали и новые фузеи, держа бердыши в руках, стрелецкие сотни одна за другой покидали слободы и устремлялись к Кремлю.

Вся Москва застыла в паническом страхе и напряженном ожидании чего-то страшного и непоправимого. Бунт, который позже в народе назовут Стрелецким, начался!

Интерлюдия 3

Москва

9 июня 1682 года

— Все люди Малой Руси будут вечно признательны великому государю Федору Алексеевичу, патриарху и русскому народу, и желают процветания и пребывания в вечной милости Божьей!

Федор Алексеевич держа в руках скипетр и державу, с каменным лицом слушал посланца нового украинского гетмана Сирко полковника Лизогуба, что склонился в земном поклоне перед ним. Внутри молодого царя все кипело — вот так просто, не поставив в Москву известность, в Чигирине произвели переворот реестровые казаки базилевса. Запорожцы заставили войсковую старшину выкликнуть старого кошевого атамана, что не раз домогался до вожделенной булавы.