Царства смерти

Голова у меня как будто тоже забилась илом, в висках стучало. Я почти целую минуту соображал, что на лотрианском zhivon означало «живой».

«Лотрианцы, – напомнил я себе. – Я в Содружестве».

На Падмураке.

– Валка!

Я приподнялся, но руки увязли в грязной жиже, и я снова плюхнулся в ил. Не знаю, сколько там провалялся.

Меня снова ткнули:

– Zhivon?

На этот раз – вопрос. Я попробовал повернуться. Визор был весь в грязи, и мне стоило огромного труда ее счистить.

Надо мной нависал высокий серолицый мужчина, опираясь на длинную палку. Он был лысым, со впалыми щеками, типичными для всех zuk. Отличали его разве что громадные резиновые сапоги с голенищами, доходившими до середины бедра.

– Перевозчик, а утопленник-то дышит! – воскликнул другой голос, более высокий, то ли женский, то ли юношеский.

– Тихо! – прикрикнул мужчина, тыча в меня палкой. – Утопленник не утопленник. – Он присел, не выпуская палки из рук. – Откуда взялся утопленник?

Они говорили на языке Содружества, но при этом не цитировали «Лотриаду».

– Человек из Соларианской империи, – выдавил я.

– Solnechni? – Мужчина резко вскочил и отшатнулся.

– Утопленник – рыцарь! – произнес второй голос.

Я снова попробовал встать и снова упал. Голова кружилась и пульсировала, и в конце концов я ограничился тем, что просто перевернулся на спину. Во время падения с меня сорвало плащ… и я выронил меч.

– Мой меч! – прошептал я, потянувшись к магнитной застежке на поясе.

Пусто.

Я потерял меч Олорина, и от этого мне захотелось еще глубже зарыться в болото.

На меня уставились двое. Один – тот мужчина. Черты лица другого были столь же неопределенны, как и голос. То ли девчонка с волевым подбородком, то ли женственный мальчишка.

– Что делать? – спросил этот второй, косясь на высокого мужчину; подростку вряд ли было больше пятнадцати. – Живые люди – не имущество.

– Тихо, Смотрок! – на каждом слове мужчина ударял палкой по грязи. – Человек думает.

– Человек гостил на Падмураке, – в силу своего состояния произнес я на ломаном лотрианском.

«Хорошо бы сотрясения не было».

– На человека напали bahovni, – сказал я.

– Человек упал в реку! – возразил мне подросток, названный Смотроком.

– Bahovni? – И без того хмурый мужчина, которого назвали Перевозчиком, нахмурился еще сильнее.

– Вы тоже… повстанцы? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого.

– Повстанцы? – переспросил Смотрок. – Нет никаких повстанцев, утопленник. Это всем известно.

– А! – только и вырвалось у меня.

Я опустился еще глубже в ил. Это объясняло отсутствие лотрианских префектов. Их попросту отозвали. Обрывки перестрелки вспыхивали в темных уголках моего разума, и я вспомнил, как «повстанцы» замаскировались среди убегающих гражданских, как отлажены были их действия. А еще у них были щиты от дисрапторов.

Они ничем не отличались от нашего лотрианского сопровождающего.

Зачем местному правительству меня убивать? Убийство посла – очевидный повод к войне. А война с Империей им была не нужна. Ради чего? Ради Пояса Расана? Или экспансии в Персей? Шансов на победу у них не было. Содружество могло похвастаться большой территорией, но их вооружение и численный состав армии не могли тягаться с нашими легионами. В упадочно-брутальном Ведатхараде ничто не намекало, что в распоряжении этой нации есть боевые машины, способные сотрясти звезды. Лотрианцы были голодными, плохо одетыми, бедными. Если только этот образ тоже не был искусственно создан, а за изъеденной молью одеждой не пряталась закаленная сталь.

Основные военные силы Империи были сконцентрированы в Центавре, и конклав наверняка подозревал, что во Внешнем Персее и Поясе Расана наши войска немногочисленны. Заставив Империю воевать на два фронта, можно было рассчитывать на победу.

И даже ее одержать.

Оттого что ради этой победы они готовы были позволить сьельсинам обосноваться на галактическом востоке, мне стало дурно.

– Утопленник умер? – спросил Перевозчик.

Я сообразил, что уже давно молчу. Подросток ткнул меня чем-то коротким и серебристым, осторожно, так, чтобы отскочить при первом признаке опасности. Узнав оружие, я схватил Смотрока за руку и, воспользовавшись ею как опорой, сел.

– Отпусти! – закричал Смотрок. – Отпусти!

Тогда мужчина треснул меня по голове палкой, но комбинезон смягчил удар. В голове все равно зазвенело, однако я только усилил хватку, переместив ладонь от запястья Смотрока к рукояти меча из высшей материи.

Моего меча.

Пальцы нащупали двойной переключатель, и пентакварковые барионы, из которых состоял клинок, активировались. В сумраке разлилось бело-голубое сияние. Смотрок взвизгнул и выпустил меч – и лишь благодаря каким-то невероятным усилиям и взмахам рук не упал. Прежде чем Перевозчик успел снова ударить меня, я наставил на него меч. Угроза была, по сути, пустой. В моем состоянии даже встать было почти невозможно. Перед глазами висела пелена, голова болела так, что я почти не сомневался – у меня сотрясение мозга.

– Отойдите, – сказал я, сражаясь с корявой лотрианской грамматикой. – Человек человеку не враг.