Царства смерти

– Жить буду, – ответил я, обратив внимание на сомнения в ее темных глазах.

Она пристально следила за мной с тех пор, как я с криками разбудил ее посреди ночи, обнаружив свежую рану в боку. Я понимал, что она до сих пор убеждена, что я сам себя поранил, равно как я поначалу подозревал ее в преступных умыслах. В доказательство обратного Магда достала медицинский сканер и показала, что мои почки, печень, селезенка и все остальное были на месте. После этого она держалась так, будто я ее избил, будто ее опасения были глупыми и обидными. Я не уставал извиняться, но между нами все равно сохранялась почтительная дистанция.

Я не мог позволить ей осмотреть бок и увидеть, что раны больше нет, что она исчезла столь же неожиданно, как и появилась. Если бы не бинты и засохшая кровь на простыне, я решил бы, что рана была порождением моего помутившегося разума и горячечных снов, как видения с Отавией. Я машинально потрогал бок. Правой рукой. Той, что я потерял и вновь обрел. Могло ли снова случиться что-то подобное? Могло мое сознание, моя воля перескочить на параллельную временну́ю ленту? Мог я закрыть глаза в одной Вселенной, а открыть уже в другой? Я представлял себе сознание как луч прожектора, скользящий туда-сюда по громадному книжному шкафу, с задержками то на одной книге, одном повествовании, то на другой.

Так Тихое спасло меня на «Демиурге», поменяв мертвого Адриана на живого: человека, потерявшего правую руку и голову, на того, кто потерял только левую руку. Мои воспоминания от этого не изменились. Я помнил свою смерть не потому, что прошлое изменилось – его нельзя изменить, – а потому, что изменилось настоящее. Тихое создало некую проекцию Адриана, павшего жертвой энтропии, и вернуло ее в мир, словно выставив на сцену из-за кулис, из потенциального состояния Вселенной, которое иначе никогда не наступило бы. Тихое лишь повысило вероятность событий, качнуло амплитуду вероятности в направлении, нужном для того, чтобы потенциальное заменило реально произошедшее. Я снова жил. И таким же образом я теперь поменял контуженого Адриана на раненого. Мое затуманенное сознание нашло его, позвало его.

Это было ошибкой. Я понимал, что несу за это ответственность. Тихое не совершало ошибок. Оно лишило меня левой руки, зная, что впоследствии адамантовые кости спасут меня на дуэли с Иршаном. Оно показало мне все время, но мой человеческий разум не смог его объять. Однако с тех пор я обрел часть его силы и его видения, пусть и в ограниченных рамках своего тела.

– Человек в порядке? – спросил Перевозчик, заметив мой жест.

Я убрал руку. Как у меня это получилось? Побочный эффект каких-то лекарств? Или следствие травмы?

– Я… – начал я на стандартном, но спохватился и перешел на лотрианский: – Da.

Пусть думают, что я поправился благодаря палатинским генам. Так проще. Я и сам многого не понимал, а они не поняли бы и малой части этого.

– Давным-давно мне очень помогла другая женщина, – на галстани сказал я Магде. – Мне было нечем с ней расплатиться. Вам мне тоже нечего дать, кроме благодарности…

Я отставил пустую коробку от лапши. Где она их раздобыла? Несмотря на пышные теплицы, которые мне показывала Третий председатель, рационы здесь выдавали строго в расчете один на человека, и мне с трудом верилось, что люди, не входившие в партию, хорошо питались.

– Спасибо вам.

– Я поступила так, как было правильно, – ответила Магда.

В голове у меня прояснилось, боль ушла, и я вскочил на ноги. Что бы я ни сделал в забытьи, теперь не чувствовалось ни симптомов сотрясения, ни последствий ранения. Мог ли я повторить этот трюк? Не знаю. Я взял с металлического столика свои перчатки и застегнул их на руках.

– Бог послал вас ко мне, – сказала Магда, дотронувшись до крестика, – как и всех остальных.

От моей туники мало что осталось, но по крайней мере доспех был отдраен начисто. Без туники и плаща, в одном лишь доспехе, надетом на облегающий комбинезон, в отражении в стекле медицинского шкафчика я казался меньше обычного. Но по крайней мере был похож на себя.

Магда не закончила.

– Вы сказали, что занимаете в Империи высокий пост. Быть может, поэтому Он призвал меня сюда. Чтобы служить. Чтобы спасти вас.

– Я не верю в вашего бога, – ответил я, пожалуй, чересчур резко.

– Ему это и не нужно, – парировала врач и глазом не моргнув.

– Магда, – с грустной улыбкой посмотрел я на язычницу, – я здесь не для того, чтобы разрушить ваш конклав. Я здесь, чтобы спасти свой народ, чтобы остановить Rugyeh.

– Кого? – удивленно переспросила она.

Я невольно усмехнулся. Слабый, пустой звук среди камня и металла. Она даже не слышала о Rugyeh и о войне, бушевавшей на трети территории известной вселенной. Да и с чего бы ей? Конклав предпринимал все усилия, чтобы народ не знал о том, что творится за границами Содружества, ибо за его границами не было ничего, не должно было быть ничего. «Лотриада» была для людей всем, и пусть они слышали о Соларианской империи, о Джадде или дюрантийцах, эти места для них были сказками, сочиненными хозяевами-pitrasnuk. Как я мог это объяснить?