Царственная блудница

Санкт Петербург, 1741 год

Прежде, еще малое время тому назад, дочь Петра Великого вела себя совершенно безопасно. Находясь под постоянной угрозой быть заточенной в монастырь (отнюдь не за беспримерное распутство, а за то, что являлась самой законной наследницей из всех претендентов на престол русский!), она так старательно прилаживала себе личину беззаботной бездельницы, что эта маска постепенно приросла к ней. Однако о ее правах не забывали ни разумные русские люди, недовольные обеими Аннами на российском троне, ни могущественная Франция. Посол Шетарди – весьма осторожно – и личный врач Елизаветы Арман Лесток – весьма откровенно – неустанно подогревали ее затаенные амбиции. Русские, недовольные властью обеих Анн, тоже не оставались в стороне. Их интересы выражал в основном друг Елисавет, граф Михаил Воронцов. Неустанно обрабатывал Елисавет и шведский посланник Нолькен. Соединенными усилиями им удалось заставить царевну пробудиться от многолетней любовной спячки и подумать о будущем. Она вдруг осознала, что в любой момент доброжелательное отношение к ней Анны Леопольдовны может смениться полной противоположностью. Ведь до правительницы не могли не доходить слухи об интригах Шетарди, о тесной его дружбе с Лестоком, о сходках преображенцев в доме царевны Елисавет…

Если Анна Леопольдовна оставалась к этим слухам глуха, то более проницательный Линар волновался. Надобно сказать, что точно так же реагировал на происходящее и Антон Ульрих. Вот только два этих мужа Анны волновались порознь!

Наиболее решительные и сметливые люди из окружения Анны Леопольдовны советовали ей принять титул императрицы как можно скорей. Она отложила это до 7 декабря, своего дня рождения, желая сделать себе роскошный подарок.

Накануне отъезда Нарцисс предложил любовнице обезопасить себя и арестовать Елисавет. Анна пожала плечами. Она считала двоюродную тетку пустышкой из пустышек, и предстоящий отъезд возлюбленного печалил ее куда больше.

Ну что ж, Линар уехал…

Между тем слухи о происках Елисавет все множились: увы, никакой тайны комплота его участники хранить не умели. Анне эта болтовня надоела. 23 ноября на куртаге в Зимнем дворце правительница подошла к своей молодой и красивой тетушке и сказала, глядя свысока:

– Что это, матушка?! Слышала я, будто ваше высочество имеете корреспонденцию с армией неприятельскою[18] и будто ваш доктор ездит к французскому посланнику и с ним неприятелю способствует? Советуют мне немедленно арестовать лекаря Лестока. Я всем этим слухам о вас не верю, но надеюсь, что если Лесток окажется виноватым, то вы не рассердитесь, когда его задержат!

У Елисавет подогнулись ноги… Однако у нее хватило ума не бухнуться на колени с покаяниями, а притвориться обиженной, заплакать и, разумеется, отрицать все эти слухи.

На ее счастье, Анна была легковерна… Такой сделало ее счастье. Линар любил ее – значит, и все должны были любить!

Как бы не так!

Вне себя от страха Елисавет ринулась домой и мигом вызвала Лестока. Тот выслушал новости – и почувствовал, что шея его уже в петле и остались считаные мгновения до того, как палач вышибет из под него лавку.

– Неужто вы не понимаете, ваше высочество, что когда уберут друзей ваших, то возьмутся и за вас? – спросил Лесток хрипло. – Дни вашей воли, а может быть, и жизни сочтены! Взгляните вот сюда.

И тут же, от спешки разрывая пером бумагу, он нарисовал и положил перед Елисавет две картинки. На первой была она сама в короне и царской мантии. На второй… она же в монашеском клобуке. Над головой монахини грозно висела петля…

И тогда Елисавет наконец вспомнила, что она истинная дочь Петра Великого…

В ночь на 25 ноября, во втором часу пополуночи, Елисавет, молодой граф Михаил Воронцов, Лесток и Шетарди отправились в санях в казармы Преображенского полка, откуда вышли окруженные гренадерами и двинулись брать Зимний.

В ту же ночь Анна Леопольдовна, Антон– Ульрих и дети были арестованы и заключены под стражу. В России свершился государственный переворот. Императрицей стала Елизавета Петровна.

Таким образом, не Анна Леопольдовна, а Елисавет сделала себе подарок ко дню рождения! Правда, с некоторым временным запасом, ибо родилась она 19 декабря, но… лучше раньше, чем никогда!

Санкт Петербург, дом Василия Чулкова, 1755 год

– Эх, до чего не вовремя англичане подоспели! – не переставал сокрушаться Шубин. – Так и тянуло дать им в морду, но силы были неравны. А если вдруг повязали бы этих наших ослушников, – он кивком указал на сидевших рядом Бекетова и д’Эона, – уже сейчас они оказались бы в крепости. А то и убить могли б, как опальных преступников. За такое наказания нету…

Афоня так и вздрогнула, стиснула руки:

– Нет, нет! Боже сохрани! Хорошо, что ушли!