ехать на заработки: повторяю, все не так ужасно, и я все
нет пока денег на дорогу. Достану и устрою. Мировые события кошмарны, и в них
центр наших бедствий! Господь поможет нам.
Светлый Собрат!
Сама святая интуиция диктует мне это письмо. Я искристо помню Вас: Вы ведь из
169
тех отмеченных немногих, общение с которыми обливает сердце неугасимой радостью.
Я приветствую Ваше увенчание, ясно смотрю в Ваши глаза, крепко жму руку. Я -
космополит, но это не мешает мне любить и чувствовать Польшу. Целый ряд моих
стихов — тому доказательство. На всю Прибалтику я единственный, в сущности, из
поэтов, пишущих по-русски. Но русская Прибалтика не нуждается ни в поэзии, ни в
поэтах. Как, впрочем, - к прискорбию, я должен это признать, — и вся русская
эмиграция. Теперь она готовится к юбилею мертвого, но бессмертного Пушкина. Это
было бы похвально, если это было сознательно. Я заявляю: она гордится им
безотчетно, не гордясь отечественной поэзией, ибо, если поэзия была бы понятна ей и
ценима ею, я, наизаметнейший из русских поэтов современности, не погибал бы
медленной голодной смертью.
Русская эмиграция одной рукой воскрешает Пушкина, другою же умерщвляет меня,
Игоря-Северянина.
Маленькая Эстония, к гражданам которой я имею честь принадлежать уже 19 лет,
ценя мои переводы ее поэтов, оказала мне больше заботливости, чем я имел основания
рассчитывать. Но на Земле все в пределах срока, и мне невыносимо трудно. Я больше
не могу вынести ослепляющих страданий моей семьи и моих собственных. Я
поднимаю сигнал бедствия в надежде, что родственная моему Духу Польша окажет
помощь мне, запоздалому лирику, утопающему в человеческой бездарной
бесчеловечности. Покойный Брюсов сказал Поэту:
Да будет твоя добродетель —
Готовность взойти на костер!
Я исполнил его благой совет: я уже догораю, долгое время опаляемый его
мучительными языками. Спасите! Точнее, затушив костер, дайте отход
безболезненный.
Верящий в Вас и Вашу Родину.
Р. S.
Предоставляю Вам все полномочия на перевод и помещение в печати польской
этого моего письма.
Tallinn.
26.III.1937 г.
В.А. Рождественскому
1
Уважаемый товарищ Рождественский!
Мне очень приятно было получить письмо от Вас, т. к. я Вас давно знаю и ценю
многие Ваши стихи. К сожалению, они попадались мне в разрозненном виде, т. е. в
журналах и антологиях. Если у Вас имеется какая-нибудь свободная книга, пришлите
ее, пожалуйста, мне, чем доставите большое удовольствие.
Что касается «Чайковского», Вам, конечно, виднее, т. к., откровенно говоря, я, живя
в глуши в Эстонии, очень отстал за последние годы от Нового сияния.
Поправки, внесенные в «Красную страну», нахожу и для себя вполне приемлемыми
и благодарю за бережное и чуткое отношение к русскому языку.
<ДАЛЕЕ РУКОЙ И. СЕВЕРЯНИНА>
Жму Вашу руку, сообщите Ваше отчество, пожалуйста.
Благодарю за перевод денег.
С искренним приветом
Игорь-Северянин
Усть-Нарова 12 июня 1941 г.
2
170
Светлый Всеволод Александрович!
Вы, вероятно, осуждаете меня за неучтивое молчание и удивляетесь емУ- Но,
получив Ваше чудное, Ваше правдивое и глубинное письмо, я
буквально в те же дни жестоко разболелся, и болезнь сердца заставила меня лежать
почти без движения бессчетное количество дней. Теперь несколько дней я вновь
двигаюсь, но писать самому мне трудно, поэтому я диктую Вере Борисовне. На Ваше
письмо я отвечу лично, а пока что способствуйте нашему выезду отсюда. Конечно
через Ленинград. Мое здоровье таково, что в общих условиях оно не выдержит.
Длительное вертикальное положение для меня тягостно: в сердце вонзаются иглы. Я
мог бы ехать только полулежа в машине. Но где здесь ее взять? Здесь и моего-то имени,
видимо, не слышали!!! Может быть, Вы сумели бы прислать машину. Тогда прямо
приехали бы к Вам. Я так рад повидать Вас, познакомиться!!! А вечерком поехали бы в
Москву и дальше. М<ожет> б<ыть>, попросите у тов. Жданова: он, я слышал,
отзывчивый и сердечный человек...
Деньги давно кончились, достать, даже занять, — здесь негде. Продаем вещи за
гроши, а в Москве и в Ашхабаде у меня есть получить более двух тысяч за сданную
работу. Сюда денег теперь не переводят.
Верю в Вас почему-то, Всеволод Александрович, и знаю, что, если Вы захотите, -
Вы поможете выбраться отсюда. Повторяю, в общих условиях мое сердце не выдержит,
и живым я не доберусь... Пешком ходить я совсем не могу, и нести еще необходимый
багаж!...
Крепко и ласково жму Вашу руку.
Жду ответа: ответьте, пожалуйста, немедленно.
Спасибо за Вашу милую книжечку: сколько слов при встрече!!
Я послал свою «Адриатику».
Игорь Северянин <собственноручно>
Мой адрес: Усть-Нарова, ул. Раху, 20 [Мирная]
<НИЖЕ АДРЕС ПО-ЭСТОНСКИ И ФАМИЛИЯ>
Р. Б. Семья моя состоит из жены и девочки 9 лет. Фамилия жены и маленькой —
Коренди. Фамилия Коренди — эстонизирована (Коренева).
III
КРИТИКА
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
--- едко приходится видеть, чтобы на долю поэта выпадало такое
совершенно необычное внимание, какого удостоился Игорь Северянин от самых