Царственный паяц

«открыв» нового поэта, пережив радостное «волнение души», читатель невольно

начинает относиться критически к новому знакомцу, старается определить его

удельный вес. Хочется узнать, принадлежит ли новый поэт к числу редких

«посланников Провидения», благословенных гостей мира, как Пушкин и Гете, или к

числу второстепенных светил, как Фофанов и Верлен, или, наконец, к тем мимолетным

огням, которые, как падающие звезды, порою озаряют на миг небосвод литературы.

А если бы случилось, что мы пожелали отказаться от анализа, если бы нам

захотелось только перебирать монеты найденного клада, только любоваться

новооткрытым островом, только радоваться на строфы нового поэта, — Игорь

Северянин сам не позволил бы нам отдаться этому непосредственному чувству. Первая

большая книга, изданная им (он сам именует ее «первой» книгой, как бы отрекаясь от

своих предыдущих изданий), «Громокипящий кубок», — книга истинной поэзии. Об ее

стихах справедливо сказал Ф. Сологуб: «Пусть в них то или другое неверно с

правилами пиитики, что мне до того!» Но после первой появилась «вторая»,

«Златолира», огорчившая всех, кто успел полюбить нового поэта, — так много в ней

появилось стихов безнадежно плохих, а главное, безнадежно скучных. Не лучше

оказалась и «третья» книга, «Ананасы в шампанском». Сторонники поэта объясняли

это тем, что в обеих книгах были собраны преимущественно прежние, юношеское

стихи Игоря Северянина. Мы ждали «четвертой» книги; она вышла под заглавием

«Victoria Regia», с пометами под стихами 1914 и 1915 г. Увы! и она не оправдала

добрых ожиданий: в ней много подражаний поэта самому себе и много стихотворений

неудачных и слабых: ни в какое сравнение с «Громокипящим кубком» идти она не

может.

Что же остается делать читателям Игоря Северянина? Отбросить три его книги и

перечитывать «Громокипящий кубок», опять и опять радуясь на свежесть бьющей в

нем струи? Или — вдуматься в странное явление и решить, наконец, что же за поэт

Игорь Северянин: суждено ли ему остаться «автором одной книги» (каких мы немало

встречаем в истории литературы) или возможны для него развитие, движение вперед,

новые счастливые создания? Последнее - прямое

дело критики, и ее дело также, если она серьезно относится к своей задаче, указать,

по мере своих сил и разумения, поэту, какие причины мешают ему развивать свой дар и

идти к новым художественным завоеваниям: есть ли это нечто роковое, неодолимое для

173

самого поэта, или нечто временное, с чем он может бороться. Позднее,

беспристрастная история литературы укажет Игорю Северянину его место в родной

словесности; сейчас мы, критики, можем и обязаны указывать поэту пути, которые

перед ним открыты. Правда, критиков слушают редко, но это уже не их вина, и свой

долг они исполнить обязаны.

Подойдем же к поэзии Игоря Северянина со всем доброжелательством читателя,

благодарного ему за «громокипящий кубок», и постараемся уяснить для самих себя и

для него, почему нас и, сколько мы знаем, так многих, любящих поэзию, не

удовлетворяют его последние книги*.

2

Не думаем, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт.

Это почувствует каждый, способный понимать поэзию, кто прочтет «Громокипящий

кубок». Но важно опреде-

* Здесь я вынужден сказать несколько слов pro domo mea. Игорь Северянин весьма

зол на критику и осыпает ее ругательствами: «Смотри- те-ка, какая подлая в России

критика!» В России критические статьи писали Пушкин, Гоголь, Баратынский,

Белинский, Ап. Григорьев, в наши дни пишут Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Н.

Гумилев, М. Кузмин и столько других, имена которых служат достаточной защитой от

брани Игоря Северянина. К русским критикам причислю себя и я, если 25 лет работы,

руководимой обдуманными убеждениями, знаниями и личным вкусом, а отнюдь не

личными отношениями с тем или другим писателем, дают на то право. Недовольный

моими критическими замечаниями о его книгах, Игорь Северянин позволил себе

заявить в стихах, что я ему «завидую». Любопытно, в чем бы я мог «завидовать»

Игорю Северянину. Мне было бы стыдно, если бы я оказался автором «Ананасов», и

мне было бы обидно, если бы я сделался объектом эстрадных успехов, выпавших на

долю Игоря Северянина. Поэту, немного очадевшему, должно быть, оттого, что «идут

шестым изданием иных ненужные стихи», следует усвоить себе простую разницу

между критической оценкой и завистью. Не нужно непременно завидовать и можно не

переставать любить, судя критически и иногда строго осуждая те или другие страницы

прозы и стихов. Неужели Игорю Северянину непонятна благородная любовь к

литературе, побуждающая нас, критиков, оценивать создания поэзии, а понимает он

только «кумовство» или «зависть»?

лить диапазон поэзии Игоря Северянина. Поэтому, хотя бы бегло, приходится

окинуть взглядом его лучшие поэмы.

Первый признак поэта — умение передавать, рисовать то, что он видит. Поэт

обладает способностью подмечать такие черты в окружающем, которые одни

воссоздают всю картину в воображении читателя. Без этой способности нет поэта,

вернее, он может и быть, но останется нем для всех; он будет воспринимать мир