Царственный паяц

технические упражнения, которые сколько- нибудь уважающий себя поэт оставляет в

своих бумагах, и, наконец, просто мертворожденные создания, которые простительно

написать в неудачную минуту, но непростительно выставлять на показ и на позор

читателям.

Чем, как не отсутствием вкуса, можно объяснить появление такой вещи, как

«Шантажистка» (III, 45), где, в плохих стихах, рассказывается, как некая дама

требовала с автора (или с героя стихотворения) денег на прокормление прижитого с

ним ребенка, а автор (или герой стихотворения) предложил ей вместо того отправиться

с первым встречным в гостиницу? Или благонамеренные стишки (II, 26), в которых

поэт (или герой стихотворения) убеждает свою возлюбленную не вытравлять ребенка,

советуя ей: «Плюй на все осужденья, как на подлое свинство»? Или еще стихи (II, 32),

где повествуется, как к поэту (или герою стихотворения) пришла его бывшая

любовница и созналась, что изменяла ему с пятью мужчинами, причем просила:

«Наплюйте мне в лицо», а он ей ответил рыцарски: «С глаз долой!» И длинный ряд

таких же повествовательных стихотворений II сборника, передающих, может быть,

действительные факты из жизни поэта, но абсолютнейшим образом не интересные для

читателя, разговоры, о которых хочется сказать словами Лермонтова:

Где разговоры эти слышать?

А если и случалось им,

177

Так мы их слышать не хотим!

Почти на каждой странице особенно последних трех книг Игоря Северянина

встречаются выражения, прямо оскорбительные для каждого обладающего вкусом

читателя. То поэт пишет комическое: «Я... от неги вешней мог истечь» (IV, 28) и даже

столь доволен этим образом, что его повторяет: «ребенок мог истечь» (не кровью, а «от

грез»); то

ставит неимоверное сочетание слов: «я вдохновенно сел в курьерский» (И, 107); то

подносит «другу» такой совет в стихотворении с эпиграфом из Ф. Сологуба: «Друг,

оголивай свою Ойлэ!» (II, 123). Игорю Северянину нипочем сказать: «постиг

бессмертия процесс» (I, 111), «зацелую тебя, как идею брамин» (II, 124), «в танец

пустился мир, войдя в азарт» (И, 10), о проститутках - «в ад их д е н ь» (II. 115), «играть

в Наполеона — в о т в том-то и г р е- х и» (IV,96), «обостряли нервы до границ» (II, 54)

и т. п., и т. п.

Верха, быть может, безвкусия достигает Игорь Северянин в стихах, посвященных

современной войне. Отдел этих стихотворений начинается отвратительной похвальбой,

что величье Германии «солдату русскому на высморк» (IV, 93). Не думаем, чтобы сам

русский солдат, известный своей скромностью и на деле ознакомившийся с мощью

германцев, подписался под этим хвастливым выкриком эстрадного поэта. Далее автор

комически восклицает, обращаясь к Германии: «Дрожи перед моею лирой!» (или это

тоже сатира на самого себя?) Затем гражданственная поэзия Игоря Северянина

переходит площадную ругань; «шут» (IV,96), «буржуйка» (IV, 93)» «наглая» (IV, 99),

«апаш» (IV, 99), «мародер» (IV, 94), «срам» (IV, 95) - вот приемы, которыми поэт хочет

унизить наших врагов. Ругаться из-за спины других - вряд ли значит исполнять свой

долг поэта в войну, и не много надобно вкуса, чтобы понять, в какой мере это

некрасиво, именно «не эстетично». Военные стихи Игоря Северянина, которыми он

срывает дешевые аплодисменты публики, производят впечатление тягостное.

Перефразируя слова аббата Делиля, можно сказать: все недостатки Игоря

Северянина в его безвкусии.

4

Но кроме безвкусия есть другая причина, закрывающая поэзии Игоря Северянина

пути к развитию. Поэтически талант дает многое, когда он сочетается с хорошим

вкусом и направляем сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало

большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только

культура ума делает возможной культуру духа. Поэт, умственные интересы которого

ограничены, роковым образом обречен на скудость и однообразие тем, и вместо

бесконечности мировых путей пред ним всегда будут лишь тропки его маленького

садика.

Игорь Северянин сам не скрывает, что мысли не его удел. «Я — са- моучка-интуит»

— сообщает он в одном месте (IV, 111). То была бы еЩе не большая беда, и Пушкин во

многих отношениях был самоуч- Кои; хуже, что Игорь Северянин пренебрежительно

относится вообще к Учению. «Не мне в бездушных книгах черпать!» (I, 136)» - гордо

за-

являет он. И из его стихов видно, что он, действительно, не так-то много «черпал» в

книгах. Как только он подступает к темам, требующим знаний (хотя бы и весьма

элементарных), это обнаруживается. Напр<имер>, у Игоря Северянина Нерон клянет

свой трон (1,107), а гетеры (!) глядят на него из лож партера; краснокожие в Мексике

мечут бумеранг (I, 68); слово «шимпанзе» получает ударение на «а» (И, 111); брамин

целует идею (И, 124) и т. п. Не видно даже знакомства с литературой, что, казалось бы,

для поэта обязательно. В стихах Игоря Северянина упоминаются лишь наиболее

178

популярные писатели, а если встречается имя чуть-чуть менее общеизвестное, как

заметно, что поэт знает его лишь понаслышке: как, напр<имер>, он говорит о строфах

Верхарна, этого почти всегда а-строфического поэта!

Если стараться выудить из стихотворений Игоря Северянина мысли, отвлеченные