Царственный паяц

Можно домой?

3

20

марта 1935 г.

Среда, 20.III.1935 г.

Встал с постели только для того, чтобы написать тебе, дорогая Фе- лисса, эти

строки. У меня грипп. Сегодня уже 38. Я прошу у тебя разрешения, как я только

поправлюсь, встретиться: необходимо мне это. Я привык считаться с твоими словами.

Ты запретила. Теперь разреши ради Бога. Евдокия Владимировна пусть скажет

Шульцу.

Сейчас ложусь опять: знобит, плохо, принимаю много лекарств, болит мозг.

Любящий тебя

Игорь.-

4

1 августа 1935 г. 1 авг. 1935 г.

Дорогая моя Фишенька,

Сегодня день рождения Вакха, и я поздравляю тебя. Лину Юрьевну поздравил вчера

лично. Мне очень трудно было столько времени не

писать тебе, как я собирался и обещал, но А. Э. сказал мне еще в первый приезд,

что ты не веришь ни одному моему слову и хохочешь над моими письмами. Это меня

обидело. Но день и ночь я только и думаю о тебе. Недели через 2 У2—3 кончается

сезон, и В<ера> Б<орисовна> уезжает на службу. Я остаюсь совершенно свободен, т. к.

в Ревель ни за что не поеду с нею. Но я приеду на два-три дня один и остановлюсь у

Степанова. Счет у Черницкого возрос до 50 крон, и В<ера> Бсорисов- на> обещала ему

постепенно его уплатить. Я верю, что она это сделает. Но мне с нею не по пути, и это

по многим причинам. Я страдаю от одиночества духовного, от отсутствия поэзии и

тонких людей. Неприятности бывают частые и крупные. Это лето вычеркнуто из моей

жизни. Тяжело мне невыносимо. Я упорно сожалею о случившемся. И с каждым днем

все больше. Больше месяца нет писем от нашей милой Л. Т. На днях я написал ей вновь

— зову приехать и помочь мне найти покой и твое прощение. Иначе я погибну. Целую

тебя нежно, дорогой и единственный друг мой. О тебе лучшие грезы и вечная ласка к

тебе.

Твой всегда любящий тебя

Игорь.-

5

19

апреля 1936 г.

Озеро и^^е, 19 апр. 1936 г.

В этот раз ты поступила со мною бесчеловечно-жестоко и в высшей степени

несправедливо: я приехал к тебе в страстную Господню пятницу добровольно и

навсегда. Моя ли вина в том, что разнузданная и неуравновешенная женщина, нелепая

и бестолковая, вызывала меня по телефону, слала телеграммы и письма, несмотря на

мои запреты, на знакомых? Моя ли вина в том, что она, наконец, сама приехала ко мне,

и я слугайно, пойдя на речку, встретил ее там? Я ни одним словом шесть дней не

обмолвился ей и послал ей очень сдержанное и правдивое письмо. Только накануне ее

приезда, и, следовательно, если бы она не приехала в четверг, она получила бы утром в

пятницу мое письмо и после него уже, конечно, не поехала бы вовсе, ибо мое письмо не

оставляло никаких сомнений в том, что ей нужно положиться на время до каникул, т. е.

25 мая, и тогда выяснится, смогу ли я жить с ней или вернусь. И конечно, к 25 мая я —

клянусь тебе — написал бы ей, что не вернусь. Я, Фишенька, хотел сделать все мягко и

165

добросердечно, и ты не поняла меня, ты обвинила меня в предумышленных каких-то и

не

существующих преступлениях, огень поспешила прогнать меня с глаз долой, чем

обрекла меня, безденежного, на унижения и мытарства и, растерянного, измученного,

не успевшего успокоиться, передохнуть и прийти в себя, бросила вновь в кабалу к ней и

поставила в материальную от нее зависимость. Я вынужден был сказать обо всем этом

Ев- д<окии> Влад<имировне> и другим, дабы все знали, что я люблю тебя и не хотел

от тебя уйти. Зачем ты, Фишенька, так поступила опрометчиво и зло?!. Что ты сделала,

друг мой настоящий, со мною? Ведь вполне естественно, что я страдал, получая от нее

известия о ее болезни: меня мучила совесть и жалость. Но постепенно я успокоился

бы, и все прошло бы, и ее письма на меня перестали бы оказывать действие. А ты не

дождалась, ты поспешила от меня отрегься. <...> Спаси меня - говорю тебе тысячный

раз! Ее приезд доказал мне, что ей верить ни в чем нельзя, что она даже в болезнях

лжет. Не пиши, если не хочешь, но, если зовешь меня к себе, пришли только один

синенький цветочек в конверте. Это будет значить, что я могу вернуться навеки домой.

Я целую тебя, дорогая Фелисса. Пожалей меня, прости, призови к себе.

Любящий тебя одну

Игорь.-

6

23

апреля 1936 г.

23.IV.1936 г.

Я поехал в Таллин, дабы регулировать получку 20-го апреля. Я проявил максимум

энергии и в результате получил от одного мецената крупную сумму денег без отдаги. В

моих руках теперь 100 крон, и, если ты разрешишь мне, я немедленно приеду домой.

Смертельно тоскую по тебе, по рыбе весенней, по дому нашему благостному. Не

отвергай, Фелисса: все в твоих руках - и мое творчество, и мой покой, и моя

безоблачная радость. Вера выдала мне обязательство впредь не писать писем, не

посылать телеграмм, не звонить по телефону и не являться лично. Я так ее избранил и

побил, что это уже наверняка. Каждый лишний день, прожитый вне дома, приносит

мне пытку. Я еду в иЦаз1е за синим цветочком. Ждет ли он меня там, не пропал ли в