Царственный паяц

отношениях — краях. А мы думали уехать из Тойлы между 20-25 октября прямо в

Рагузу и пожить там месяц-другой, а уж потом что-либо предпринимать в Югославии и

Румынии. В это лето у нас особо много людей — и в Тойле, и в нашем доме. А на днях

приедет из Берлина эст<онский> поэт с одной дамой, и инженер Эссен на 6 дней из

соседнего местечка, расположенного от нас в 16 километрах. Сейчас он поехал на яхте

в Финляндию, в воскресенье же ждем его к себе. Фелисса Михайловна чрезвычайно

161

притомилась, т<ак> к<ак> на ней лежит все хозяйство. С этой стороны в приемах есть

свои отрицательные стороны. Но мы любим, когда к нам приезжают. Было уже 18

человек. И большинство из них жило по несколько дней. 31-го июля у нас в Тойле

состоялся большой музыкальный праздник. Пел хор в 650 человек, играл духовой

оркестр в 135 инструментов. Съехалось со всего округа более трех тысяч. Вечером был

спектакль и, конечно, танцы. Такие развлечения, как музыка и пенье, я приветствую:

они говорят о музыкальности и культурности народа.

Как мы проводим время? Много гуляем, много читаем, дамы ездят иногда с

рыбаками в море сети осматривать.

Стоят дивные дни, лунные мягкие ночи. Сырости у нас не бывает, но влаги

достаточно: мы живем высоко над морем (30 саженей). Я очень сожалею, что не мог

сделать на романах надписи: книги лежали у приват-доцента Б. В. Правдина в Юрьеве,

откуда он по моей просьбе и переслал их непосредственно Вам. Вы не горюйте, София

Ивановна милая, вот увидите - все будет хорошо. Я так хочу для вас счастья и радости

светлой. Я так хочу, что это сбудется. Не улыбайтесь, это совсем серьезно.

За последнее время я совсем отошел от всяческих «соблазнов». Все это настолько

пусто, мелко и не нужно (ни мне, ни другим), что нашел

глупым длить неоправдываемое. И чувствую себя значительно приятнее, как-то

свежее и облагороженнее. Сам удивляюсь, а как легко это было сделать. М<ожет>

б<ыть>, давно уже нужно было поступить так. Да, Фелисса Мих<айловна> достойна

лучшей участи. Я очень виноват перед ней. Мне так трудно теперь вернуть ее

безоблачность. Это более всего меня мучает. Одно лишь время покажет ей многое.

Нежно целую ручки Ваши. Ф<елисса> М<ихайловна> и я шлем Вам, А<лександру>

Г<ригорьевичу> и Игорю наши искренние приветы и лучшие пожелания.

Ваш неизменно Игорь

Р. Б. Я давно написал бы Вам во время Вашего молчания, но Вы писали, что

меняете квартиру, нового же адреса я не знал.

Иг.

Если вас не затруднит, черкните, пожалуйста, открытку о получении книжек и не

очень ли они смялись и испачкались в дороге.

Иг.

6

октября 1932 г. ТоПа, 6.Х.1932 г.

Дорогая София Ивановна,

16 авг<уста> я послал Вам, пользуясь Вашим любезным разрешением, 15

экз<емпляров> «Адриатики», а 18 авг<уста> - длинное письмо. И вот до сих пор не

имею от Вас ни строчки.

Меня это крайне беспокоит: что с Вами, как Ваше здоровье, все ли у Вас

благополучно? Напишите, пожалуйста, сразу же хотя бы открыточку. Дело в том, что в

конце этого месяца мы уезжаем в Румынию, конечно, только в том случае, если

соберем в дорогу денег. А это очень теперь трудно. Приходится собирать буквально по

грошам. Книги мои успешно всюду продаются, и я получаю отовсюду крошечные

суммы, кот<орые> должны в конце концов дать возможность тронуться в Дальний

путь. К сожал<ению>, не из всех стран разрешена пересылка валюты. Самое позднее,

если будете добры ответить мне, 20 окт<яб- ря>, иначе вряд ли я получу от Вас письмо.

Впрочем, пишите и после этого срока: мне всюду перешлют. Но мне хотелось бы знать

о Вас до отъезда. Напишите о себе подробнее.

Гости наши все разъехались. У нас осень. Рамы вставлены.

Если у Вас есть в Румынии знакомые, м<ожет> б<ыть>, найдете возможным

сообщить некот<орые> фамилии и адреса: у меня нет там ни одной души знакомой. С

дороги буду, конечно, писать Вам. Трудная осень в этом году, и на душе не очень-то

162

радостно. Целую Ваши ручки. Фел<исса> Мих<айловна> шлет Вам свой искренний

привет. Привет А<лександру> Г<ригорьевичу> и Игорю.

Всегда Ваш Игорь

Издание окупилось уже полностью, что меня весьма радует. Хоть это...

7

1

января 1936 г.

ТоПа, 1.1.1936 г.

С Новым Годом, дорогая София Ивановна! Не удивляйтесь ничему: я вне законов.

Если не писал, были серьезные причины. Очень серьезные, поверьте. Не хотелось

расстраивать кошмарами переживаний. Ваши письма все получил, — очень

признателен Вам. Всегда помнил. Часто-часто. Но меня ведь почти не было здесь.

Почти все время был в Ревеле. Вернее — вынужден был быть. Следов<ательно>, не

жил, ибо город для меня не жизнь: ненавижу институт городов. Бедная Ф<елис- са>

М<ихайловна> с 3 апр<еля> живет в Ревеле: работает на фабрике шелковой. Один

скелет остался. И очень нехороший кашель (каше- лек)... Я то здесь, то там. Иногда

один, иногда нет. Заработков лично у меня никаких. За весь прошлый год всего три

концерта: в Печорах, Валке и Гунгербурге. Полные залы все-таки. Удивлены? Чем

объяснить? Не знаю. Публика ведь отошла от поэзии. И все же везде переполнено. А

денег мало. До смешного. По 8 $ за вечер!.. И вдобавок свои расходы: поезда, отэли.