(«Мою страну зовут Россией»). Прекрасное народное (малорусское) слово, впрочем
встречавшееся мне и инде, — чаровница (волшебница): чаровница-музыка (Ванда, 3) *.
Вообще у нашего поэта народности мало, даже в поэзах по замыслу народных.
Кажется, можно решительно утверждать, что ему не удалось исполнить того, что он
сулил нам в конце «Громокипящего кубка»:
Не ученик, и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель Моих исканий — говор хат.
х>-хх
* Что до слова «сударышня»: сударышни, судари, надо ль? (Мороженое из сирени),
то я не знаю, взято ли оно из народной речи или же образовано к слову «сударыня» по
близкому примеру «барыня — барышня».
Что касается внутренней стороны слова, то Игорь не чужд приему, который можно
назвать новосмыслием или новозначностью, приему едва ли заслуживающему
сочувствия. Правда, в живом языке слова нередко имеют несколько значений, причем
мы не затрудняемся, напр., тем, что перед булочной может быть деревянный забор, а в
ней усиленный забор хлеба, что можно отказать в чем-нибудь и, напротив того,
отказать что-нибудь по завещанию. Однако вновь заводить двузначность — писателям,
разумеется, не к лицу. Поэтому, скорей в оправданье, чем в обвиненье нашему автору,
предполагаю, что он иногда давал слову новое значение потому, что забыл про старое.
Рядом с обыкновенным значеньем «окрылять»: крылю привет карающей звезде
(Секстина: «Предчувствие томительней кометы»), глаголу «крылить» придается
значение «лететь, нестись»: о ты, чье сердце крылит к раздолью (Фиалка), моторолет
крылит на север (На летуне). Таковы еще следующие места. Пой, маячь пути ко сну!
(Цэасильда, 3), т. е. освещай, как маяк, но маячить значить мыкать, волочить; семеня
гранаты (Соната в шторм) — семенять ногами; для тебя пустить корабль до дна —
страстный праздник (Агасферу морей), т. е. страсть-ка- кой большой; комфортабельный
241
летун (На летуне) - аэроплан, тогда как летун есть летатель, летчик; июлят цветы
(Валерию Брюсову), т. е. июльски, по-летнему, роскошно цветут — для меня
получается комизм; я превратила сердце в твердь (Осенние мечты), также: на твердь...
он грохнулся (Памяти Мациевича) - твердь равно латинскому firmamen- tum, свод
небесный; я... весь воскрылие = полет (Berceuse томления), также: тщета воскрылий...
тщета усилий (Певица лилий полей Саро- на) — славянское воскрилие значит кайма,
обшивка; до дня грядущего от сотворенья мира (Балькис) — грядущий, будущий, взято
в смысле идущего, текущего, настоящего; на широких дедовских диванах приседали
мы (Белая улыбка, I), т. е. присаживались; июлил вечер, мечтая звезды высечь
(Саронская фантазия), понимай: высечь, как искры из кремня, а не розгами; глаза в
глаза грузя (Кладбищенские поэзы, I), т. е. погружая, углубляя, а не нагружая, сваливая;
такая уж весёлка (Метёлка-самомёлка), т. е. веселушка, затейница, а не кухонная
лопатка для теста*.
Есть случаи, где стерт оттенок значения. Так, темная, тесная дворницкая названа
«вертепом» (Поэза без названия); сердце бьется четко (Четкая поэза): четко ведь значит
ясно на письме или в печати, —
* Сюда же я склонен отнести принимаемый Игорем титул «ректор Академии»
(Поэзоконцерт) — мне при этих словах представляется не глава поэтского кружка, а
начальник высшего духовного училища.
впрочем, уже Тургенев сказал: Водная гладь... дробится и дрожит мелкой, четкой
рябью (Записки охотника — Стучит); глагол «обречь» употреблен у Игоря про
обстоятельства благоприятные: в моей душе восходит солнце, и я лучиться обречен
(Поэза о солнце, в душе восходящем), чтоб на бессмертье дочь обречь (Предчувствие
поэмы). Такое обесцвечиванье, правда, встречается в житейском обиходе: теперь чуть
ли не все пишут «благодаря мору», «благодаря жестокости немцев», хотя можно
сказать «вследствие», «по причине», «по вине»; однако писатель призван обогащать
язык, а не обеднять.
Неприятно поражает у Северянина обилие иностранных слов, из коих иные мне,
несмотря на порядочное знакомство со значительным числом языков, совершенно
непонятны; о рядовом читателе и говорить нечего. Являются напр.: коттедж,
английское слово, означающее дачу, произносимое Игорем с французским ударением:
живете вы в березовом коттэдже (и заглавье: В березовом коттэдже); коттэдж с рифмой
истечь (Поэза дет. м. и. отр.); шалэ — беседка (Янтарная элегия и В шалэ березовом);
Бриндизи (заглавье: это итальянское brindisi, спич, тост); глаза, поющие виолами (м. б.
«виолинами», т. е. скрипками? — «Ойле»); эфемериды - обыденки: враждебные
эфемериды да изничтожатся теперь (Во имя зорь весны грядущей); как пахнет морем
от вер- вэны («Вервэна» — что это значит, не поясняет и «очерк тех вервэн- ных губ»
— Поэма между строк, II); на улицы специи кухонь, огимнив экстаз в вирелэ!
(Мороженое из сирени; это загадочное для меня слово является также как заглавье,
написанное латинскими буквами: Virelai); загадочно мне также слово Розирис —
заглавье I-го отдела «Ананасов»; коктебли звучат за коктеблями, поют их прекрасные
женщины (Фантазия восхода); сонет с кодою: итальянское coda, хвост, — излишек