Читаем Царственный паяц полностью

(«Мою страну зовут Россией»). Прекрасное народное (малорусское) слово, впрочем

встречавшееся мне и инде, — чаровница (волшебница): чаровница-музыка (Ванда, 3) *.

Вообще у нашего поэта народности мало, даже в поэзах по замыслу народных.

Кажется, можно решительно утверждать, что ему не удалось исполнить того, что он

сулил нам в конце «Громокипящего кубка»:

Не ученик, и не учитель,

Великих друг, ничтожных брат,

Иду туда, где вдохновитель Моих исканий — говор хат.

х>-хх

* Что до слова «сударышня»: сударышни, судари, надо ль? (Мороженое из сирени),

то я не знаю, взято ли оно из народной речи или же образовано к слову «сударыня» по

близкому примеру «барыня — барышня».

Что касается внутренней стороны слова, то Игорь не чужд приему, который можно

назвать новосмыслием или новозначностью, приему едва ли заслуживающему

сочувствия. Правда, в живом языке слова нередко имеют несколько значений, причем

мы не затрудняемся, напр., тем, что перед булочной может быть деревянный забор, а в

ней усиленный забор хлеба, что можно отказать в чем-нибудь и, напротив того,

отказать что-нибудь по завещанию. Однако вновь заводить двузначность — писателям,

разумеется, не к лицу. Поэтому, скорей в оправданье, чем в обвиненье нашему автору,

предполагаю, что он иногда давал слову новое значение потому, что забыл про старое.

Рядом с обыкновенным значеньем «окрылять»: крылю привет карающей звезде

(Секстина: «Предчувствие томительней кометы»), глаголу «крылить» придается

значение «лететь, нестись»: о ты, чье сердце крылит к раздолью (Фиалка), моторолет

крылит на север (На летуне). Таковы еще следующие места. Пой, маячь пути ко сну!

(Цэасильда, 3), т. е. освещай, как маяк, но маячить значить мыкать, волочить; семеня

гранаты (Соната в шторм) — семенять ногами; для тебя пустить корабль до дна —

страстный праздник (Агасферу морей), т. е. страсть-ка- кой большой; комфортабельный

241

летун (На летуне) - аэроплан, тогда как летун есть летатель, летчик; июлят цветы

(Валерию Брюсову), т. е. июльски, по-летнему, роскошно цветут — для меня

получается комизм; я превратила сердце в твердь (Осенние мечты), также: на твердь...

он грохнулся (Памяти Мациевича) - твердь равно латинскому firmamen- tum, свод

небесный; я... весь воскрылие = полет (Berceuse томления), также: тщета воскрылий...

тщета усилий (Певица лилий полей Саро- на) — славянское воскрилие значит кайма,

обшивка; до дня грядущего от сотворенья мира (Балькис) — грядущий, будущий, взято

в смысле идущего, текущего, настоящего; на широких дедовских диванах приседали

мы (Белая улыбка, I), т. е. присаживались; июлил вечер, мечтая звезды высечь

(Саронская фантазия), понимай: высечь, как искры из кремня, а не розгами; глаза в

глаза грузя (Кладбищенские поэзы, I), т. е. погружая, углубляя, а не нагружая, сваливая;

такая уж весёлка (Метёлка-самомёлка), т. е. веселушка, затейница, а не кухонная

лопатка для теста*.

Есть случаи, где стерт оттенок значения. Так, темная, тесная дворницкая названа

«вертепом» (Поэза без названия); сердце бьется четко (Четкая поэза): четко ведь значит

ясно на письме или в печати, —

* Сюда же я склонен отнести принимаемый Игорем титул «ректор Академии»

(Поэзоконцерт) — мне при этих словах представляется не глава поэтского кружка, а

начальник высшего духовного училища.

впрочем, уже Тургенев сказал: Водная гладь... дробится и дрожит мелкой, четкой

рябью (Записки охотника — Стучит); глагол «обречь» употреблен у Игоря про

обстоятельства благоприятные: в моей душе восходит солнце, и я лучиться обречен

(Поэза о солнце, в душе восходящем), чтоб на бессмертье дочь обречь (Предчувствие

поэмы). Такое обесцвечиванье, правда, встречается в житейском обиходе: теперь чуть

ли не все пишут «благодаря мору», «благодаря жестокости немцев», хотя можно

сказать «вследствие», «по причине», «по вине»; однако писатель призван обогащать

язык, а не обеднять.

Неприятно поражает у Северянина обилие иностранных слов, из коих иные мне,

несмотря на порядочное знакомство со значительным числом языков, совершенно

непонятны; о рядовом читателе и говорить нечего. Являются напр.: коттедж,

английское слово, означающее дачу, произносимое Игорем с французским ударением:

живете вы в березовом коттэдже (и заглавье: В березовом коттэдже); коттэдж с рифмой

истечь (Поэза дет. м. и. отр.); шалэ — беседка (Янтарная элегия и В шалэ березовом);

Бриндизи (заглавье: это итальянское brindisi, спич, тост); глаза, поющие виолами (м. б.

«виолинами», т. е. скрипками? — «Ойле»); эфемериды - обыденки: враждебные

эфемериды да изничтожатся теперь (Во имя зорь весны грядущей); как пахнет морем

от вер- вэны («Вервэна» — что это значит, не поясняет и «очерк тех вервэн- ных губ»

— Поэма между строк, II); на улицы специи кухонь, огимнив экстаз в вирелэ!

(Мороженое из сирени; это загадочное для меня слово является также как заглавье,

написанное латинскими буквами: Virelai); загадочно мне также слово Розирис —

заглавье I-го отдела «Ананасов»; коктебли звучат за коктеблями, поют их прекрасные

женщины (Фантазия восхода); сонет с кодою: итальянское coda, хвост, — излишек

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное