«благодать»), слова двусложные и, кажется, единственное, трехсложное. Разумею
стихи: «приди, любуйся моей фио-
* Относительно новости слов легко ошибиться, ибо точно установить ее можно бы
лишь обширным, кропотливым обследованием.
** Не знаю, следует ли тут смущаться, и мне не сразу вспомнившимся, старинным
значением слова Чудь — финны.
лью» и «моей фиолыо святи мечты» (Фиалка); льются взоры,... то ла- зорь, то
пламя, то фиоль (Прогулка короля); фимьямная лиловь (сирени - Интермеццо); в
улыбках вёсени (весенней неги — Балтика, 3); ты вся - улыбь (Кузина Лида);
обнаглевшая бездарь (Прощальная поэза); не все ли мне равно — я гений иль заурядная
бездарь, когда я... весь сплошная светозарь (Монументальные пустяки, 1). У составных
слов этой группы можно усмотреть неправильность в их наконечном ударении, тогда
как ударение здесь тяготеет к начальному слогу: заводь, удаль, прйбыль, рбссыпь,
бёстолочь, даже йконопись (хотя слышится также иконопись); впрочем, в пользу Игоря
можно сослаться на исключения: погйбель, и особенно постёль, напйсть, благодать.
Вот еще примеры на несколько своеобразных и хороших производ- ниц, не
подходящих под обычные игоревские категории. Зизи, Зизи! тебе себя не жаль? Не
жаль себя, бутончатой и кроткой? (Зизи); чару- нья грёз («Благословенны ваши домы»;
так же: пою чаруний — стрекоз. Prйlude I); ты - бессмертница! ты - всемирница!
(Кокетта); без- жалостница, ближница и далёчница - в последнем слове пишу ё, т. к.
созвучье к нему «хочется» (Никчемная); известница — известная, знаменитая (Процвет
Амазонии); «Замужница» — заглавие; иконница- моленная (Симфония); мечтатели —
вечно бездомники (Фантазия восхода); предутренник - предрассветный ветерок
(Алтайский гимн); я — солнечник, и лью с эстрады на публику лучи поэз (Замужница);
для святотатца («Вернуть любовь») — я позволил себе в Освобожденном Ерусалиме
подобное же образование: на созаклятцах будет знак креста (песнь XIX, октава 87); он
237
пел застольцам «Алаверды» (В духане над Курой); мне улыбалась Красота, как
фавориту-аполлонцу (Геро- иза; также: душой поэта и аполлонца, Лесофея); воспевца
монумент- фонтана (Бахчис. фонт.); мы с вами оба гениальцы (Поэза для Брюсова);
любовь владыки своей мечты, безвестца своего (Колье рондо, 8); пчела, летучая
жужжалка (Заклинание); Метёлка-самомёлка (в заглавье и во всех строфах); все в кучу:
слон и кролка - кроличек (Тж.); бессонок! - человек бессонный, не могущий заснуть, в
данном случае девушка (Колье рондо, 7); мой литературный выдвиг (Поэза Дет. м. и
отр. 5); и в этих отгулах рванулись двери (Поэза трех принцесс); призрачный промельк
экспресса (В пяти верстах по полотну). Последним словом, действительно прекрасным,
поэт сам, видно, очень доволен, так что употребил его еще 3 раза, как заглавие: раз в
Златоли- Ре и дважды — в Ананасах. - Меньше мне нравится Славяния (Все вперед!) -
у певца панславизма, Коллара, лучше: Славия (Slavie). Очень мило звучит «вёсенка»:
«Песенка-весенка» — заглавие, хотя производство его от слова «весна» или от
«весенний» несколько произвольно. Сомнительно мне достоинство слова «вселенец»
— космопо
лит: кто мыслит глубже, тот вселенец («Мою страну зовут Россией»), вселенец,
заключенный в смокинг дэнди (Оскар Уайльд); я образовал бы «вселенщик», от
вселенский, или «всемирник» — Игорева форма примыкает скорее к глаголу
«вселиться», чем к предметнице «вселенная», ср. поселенец, переселенец.
Сомнительного достоинства также «преступка» вм. преступница (Тарновская). «Нет ни
лампы, ни надламп- ника, - все сгорело... Недосмотр неопытного рампника?» (У Е. К.
Мра- виной) д. б. - неуместная! - шутка.
Иногда, напротив того, новые слова настолько удачны, что даже не замечаешь их
новости. Таковы: она тоскует... о незабудках, о росной сени (Лесофея); игольчатые
рощи (Письмо из усадьбы); ветровые сани (Январь); трехкомнатная дача (Янтарная
элегия); я завтра напишу уг- рюмцу твоему (Примитивный романс) *; грёз неистечные
ключи (Демон); пряною душистостью травы (Синий сонет); горда, сверкательна, строга
(Одна из двух); глядь, мельня-мукомолка (Метёлка-самомёл- ка).
Характерно для Игоря также обилие сложных слов, из коих многие звучат слишком
на немецкий лад, примыкая к редким и дурным образцам, как «небосвод» и
«кораблекрушение», т. е. представляя приклейку предметницы или прикладку к
неизменной — не укороченной, ни распространенной — предметнице. Таковы:
солнцесвет — немецкое Sonnenlicht (Крымская трагикомедия); бракоцепь — Ehekette
(В березовом коттедже); порвав злоцепь с печалью и нуждой (Памяти А. М.
Жемчужникова); демимонденка и лесофея — Waldfee («Лесофея»); «пье- ро»-костюмы
и стихотомы (Поэза истребления); у окна альпорозы в корзине (Эксцессерка); у
лесоозера (В шалэ березовом); Златолира - заглавье сборника (также: о, Златолира,
воспламеней! Эпиталама, и еще: бряцай пророчно, Златолира! «Благословенны ваши
домы!»); зла- тополдень и женоклуб (Клуб дам), лисопрофиль (Лисодева); я трагедию
жизни претворю в грёзофарс (Ананасы, Увертюра); под ало-желтый лесосон (Регина);