Царственный паяц

поэзовечер 12 рублей... И ни копейки больше...

— Считайте: за зал 25 рублей... За освещение... За афиши... а много ль нас?.. В

убыток сработали.

—Хоть мало нас, да мы славяне!....................................

Второе отделение прошло вяло. Стихи читал Алексей Масаинов

полудекаденствующие...

Игорь снова гнусавил, но публика больше не удивлялась - однотонность

прискучила.

Один за другим слушатели покидали многостульный пустозал даже во время

чтения......................................................................................

Наш «голос из провинции» — это искренний совет Игорю Северянину:

- Не ездите вы больше в провинцию! Она вас не стоит!..

А. Оршанин

ПОЭЗИЯ ШАМПАНСКОГО ПОЛОНЕЗА

Современному поэту-дэнди «жить и грезить лафа!» Утром, когда он мечтательно

подливает в кофе сливки, ему подают душистый конверт на «коленкоровой подшивке».

Прелестная «замужняя невеста», у которой есть «трижды овесененный ребенок», ждет

поэта и верит, что он придет, «ее галантный Эксцесс», возьмет ее и «девственно

озверит». На чайном столе увядают «бледновато-фиалковые» хризантемы-гре- зерки,

приятно «наталкивая» поэта на «кудрявые темы».

Взяв свой неизменный лорнет, поэт, «лоско» причесанный и «в шик»

опроборенный, едет в комфортабельной карете на «эллипсических рессорах» на

«чашку чая в женоклуб», «где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о

ссорах». «Эстет с презрительным лорнетом» — желанный гость в женоклубах, салонах

и других «блестких аудиториях». Во-первых, он - тонкий ценитель дамских нарядов.

Поэты старой школы преднамеренно или без злого намерения обходили молчанием

очарования женских туалетов или отделывались какими-нибудь общими местами.

Только у эго-футуриста хватило смелости приютить в своих поэзах капризных рабынь

моды. И в его стихах, словно в журнале мод, запестрели муаровые и незабудковые

вуальные платья, лилие-ба- тистовые блузки, «отороченный мехом, незабудковый

капор», эполеты из «палевых тончайшей вязи кружев», «вуаль светло-зеленая с

сиреневыми мушками», лиловые пеньюары, лазоревые тальмы, шоколадные шаплетки

и черные фетерки.

Есть еще один дар у современного поэта, который делает его обаяние неотразимым;

это — его галантность. Послушайте, как он изысканно «ткет разговор».

Ваше платье изысканно. Ваша тальма лазорева.

Вы такая эстетная. Вы такая изящная.

Но кого же в любовники? И найдется ли пара вам!

Сам поэт всегда изыскан, галантен и элегантен. Его франтоватая поэзия, как и

перчатка одалиски его грезового гарема, пропитана «тончайшими духами». И все у

поэта корректно, элегантно и изысканно. Городская осень у него элегантна, «слова

констэблевого альта» «корректно-переливчаты», его элегантные эксцессерки мечтают о

«галантном эксцессе». Он музыкален и мило напевает неглубокие, но изящные мотивы

из Масснэ, Тома и Масканьи. Изящность - это его бог в поэзии и музыке. Даже о

Масснэ он говорит: «Это изящность сама». Поэт - тонкий гастроном и гурман. В его

стихах вы найдете разнообразное меню: «стерлядь из Шехены» устрицы из Остэнде,

скумбрию, «с икрою паюсною рябчик», хрустящие кайзерки, артишоки и спаржу, «из

299

капорцев соус», земляничный корнильяк, геркулес. При этом, конечно, «и цветы, и

фрукты, и ликер», и шоколад-кайэ. В его прейскуранте вин любовно отмечены кларет,

малага, мускат, рейнвейн и шампанское.

Я пить люблю, пить много, вкусно.

Особенной симпатией пользуется у поэта крем-де-мандарин.

Как хорошо в буфете пить крем-де мандарин!

Курит поэт только дорогие пахитосы и сигареты. Он обаятелен, когда «ракетит»

«блестящий файв-о-клок» перед изумленными деми- монденками.

Он — певец любви и страсти, неглубоких и опьяняющих также недолго, как его

любимый «восторженный кларет». Он, как пчела, «жаждет пить» «то сок из ландыша,

то из малины». Он огневеет, «когда мелькает вблизи манто».

Его любовная этика очень несложная: зачем бронзой верности окандаливать свою

грудь или устраивать слезоем!

Не надо вечно быть вдвоем!

Его мечта —

Быть каждой женщине, как муж.

В любви всего легче познается душа поэта, и в этом смысле очень любопытен

дачный роман «Злата».

«Было все очень просто, было все очень мило».

Поэт знакомится на даче с портнихой, очаровательной, стройной, целомудренной

блондинкой. Пламенея в «чувственном огне», он с ней

отменно корректен, и она, конечно, с ним изысканно (!) любезна. Галантность,

красноречие и настойчивость городского франта неотразимы. И бедная портниха «в

коричневом платье» не устояла перед поэтом, обещавшим ей, ничего не смыслящей в

географии, создать «на севере Экватор». Она отдалась ему в ясную ночь при томной

луне, разнежившей души, и, придя домой, отравилась, так и не увидавши на севере

экватора. На этом заканчивается дачная поэма. Ни боли утраты, ни слез над милой

тенью.

Но для поэта-дэнди, «ветреного проказника»:

Мало для души одной души,

Души дев различно хороши, -

и потому «пусть чужая будет не чужой»! Но так как «чужих» дев бесконечное

множество, то понятно, что ему некогда разбираться ни в своей и ни в чужой душе.

Сделав «ничью» Злату своей, он мчится дальше, как «ветер мил и добродушен». Вот он