Царственный паяц

получил наконец письмо от тов<арища> Маркушевича. Он сообщает, что гонорар они

сумеют выслать на днях. Меня только смутила сумма: 399 вместо 640. Что это, как Вы

думаете, значит? М<о- жет> б<ыть>, частями будут платить? Было бы так обидно. Если

так много убавлено: я так рассчитывал на полную сумму, у меня столько

обязат<ельств> и долгов. Тов<арищ> Марк<ушевич> пишет, что в Москве сейчас

139

нахо<дится> пред<седатель> Союза эст<онских> пис<а- телей> тов<арищ> Якобсон

(мы не знакомы), и советует мне впоследствии связаться с ним. Что же, можно

испробовать, только вряд ли что выйдет. Итак, дорогой мой, теперь Ваш ответ жду уже,

увы, только 17-го. Не мог ли бы Якобсон привезти гонорар из «Кр<асной> н<о- ви>»? и

перевести мне из Tartu?

Paide, 20.III.41 г.

Дорогой и милый Георгий Аркадьевич!

Получив 16-го Ваше письмо, я попросил на другой же В<еру> Б<о- рисовну>

справиться в банке о телегр<афном> переводе, и действи- т<ельно>, перевод уже,

оказывается, давно лежал: извещенья здесь не приняты. Итак, я получил 17-го

зарплату! Спасибо Вам еще и еще раз за все Ваши хлопоты. Теперь нам сразу

полегчало в денежн<ом> отно- ш<ении>. Спасибо и за Верхарна, переведенного почти

целиком Вами единолично, ибо Гатов, Брюсов и Волошин - это «капля в море»

(простите за стереотип!). Читаю систематически. Хватит недели на полторы.

Сегодня получил письмо от тов<арища> Маркушевича. Он пишет, что мне платили

по 3 р<убля> 50 коп<еек> за строку. (114 строк из 128, т. к. 14 из них (сонет)

забраковано.) Все же, если Вам удастся 50 коп<еек> впоследствии отвоевать, мне

придется дополучить, следо- в<ательно>, 57 рублей, а это для нас не шутка! У меня,

напр<имер>, единственный пиджак (с 1.И.1936 г.), в котором без пальто даже на улицу

не выйдешь: глянец повсюду, пятна, обшарпанный воротник и рукава. «По людям»

хожу, но в театр нельзя. Люди-то знакомые поймут. А выйдешь на солнышко на улицу -

и чужие узрят и, м<ожет> б<ыть>, не поймут. Из этого случая Вы видите, каково

жилось нам при капиталистическом строе: оборванцами ходили. Франтить я никогда не

любил, но некая опрятность в одежде, мне мыслится, обязательна, как вода в бритье, не

правда ли? И вот ее-то и нет, увы.

Верочка благодарит Вас за сердечное и чуткое письмо. Вы - хороший, глубокий,

чудный. Что касается «Светляков», если изъять три строки фона, ничего от них не

останется. Пусть лежат у Вас в столе: когда-нибудь потолкуем. А пока посылаю Вам

другие. Их у меня не очень-то много найдется: везде испорчено мистикой и проч. Но

все же сборничек страниц на 100—150 получится подходящий. При старом режиме

писатель часто терял чувство внутренней дисциплины, похабно разволивал себя и

впадал нередко в непереносимую пошлость и темы, и трактовки ее, и даже стиля. У

советского же писателя есть целомудрие, благородство и отрадная скупость в словах и

выражениях. Я надеюсь, что со временем освою все это в совершенстве: я ведь, в

сущности, не «балаболка», и в сущности моей много глубинного.

21-го я уезжаю в 2.40 дня в Усть-Нарву, а Вера Борисовна с тем же поездом (до

Tanca) в Таллин за дочерью. Они приедут ко мне 23-го. Пробудем дома до первого

апреля. Спасибо за обещание выслать

«Красную новь». Жду с большим нетерпением. Маркушевич сообщает, что мне

дадут оттуда 250 рублей (и вышлют их). Это очень мило. Передайте Асееву мои

искренние поздравления с премированием его романа, который у меня имеется. (Там я

и про себя нашел!) Что говорит музей? (Спасибо Вам за перепечатку материалов: это

же большая работа получилась!)

<К письму от 20.111 А1> 22.111.41 г.

Школу лишь сегодня распустили на весенние каникулы, но мы, увы, вынуждены

здесь остаться: мое здоровье не позволяет мне пускаться в такой трудный путь одному,

а В<ера> Б<орисовна> едет завтра за дочерью и привезет ее сюда. Это так грустно, так

обидно — сидеть здесь без цели, но ничего не поделаешь, да и дорога чрезвычайно

дорога: около 120 р<ублей>. Сколько концов! В Таллин Вере, оттуда ей и ребенку в

Нарву, из Нарвы ей и реб<енку> в Таллин, оттуда ей опять в Пайдэ, да мне два конца —

140

в Нарву и обратно, да еще там автобусы. Нет, это невозможно. Да и плохо я себя

чувствую.

...Спасибо Нине Леонть<евне> за переписку стихов, — мы очень тронуты ее

любезностью.

...Итак, пишите на Ра1(1е. Если же написали уже на Устье, не беда: перешлют, —

мы посылаем сегодня заявление. Вот только гонорар из «Красной нови» (250 р<ублей>)

пошлют, вероятно, на отдел<ение> банка в Нарве, т. к. я дал Маркушевичу свой адрес

другой на каникулы, и он пишет, что передал его редакции. Попробуем заявить в наше

отдаленно, чтобы затребовали из Нарвы сюда. Два адреса - всегда путаница.

...Лидов дал адрес «Правды». Я читал его статью осенью о Латвии, помещенную в

«Сов<етской> Эстонии» (Таллин). Фото Темина (мост через Эмбах) видел в журнале.

На вид оба симпатичные.

Сегодня Правдин, лектор унив<ерситета> в Тарту, пишет мне, что Л<идов> (они

знакомы) уехал в Минск, и сообщает ему, что мои стихи идут в «К<расную> н<овь>»:

очевидно, в курсе дел все-таки.