Царство. 1951 – 1954

— Неправда! — стояла и повторяла Валентина, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. — Неправда, неправда! Такого не может быть!

Она развернулась и уже совсем неторопливо пошла в дом и принялась снова собирать на стол. Не поверила безмозглому солдафону, решила во что бы то ни стало дождаться Василия Иосифовича, пусть и под утро, пусть и не совсем трезвого, в сопровождении сумасбродной компании, но дождаться, развеять грязные наговоры, поглядеть в его добрые дорогие глазки, обнять — ведь Васенька теперь был для нее самым родным, самым хорошим!

«Обязательно дождусь!» — упрямо бормотала женщина, продолжая готовить стол к ужину, но сердце не успокаивалось, разрывалось.

Валентина расставила тарелки, разложила на скатерти с гербом Советского Союза по центру серебряные приборы, напротив каждой тарелки выставила бокалы, выложила белоснежные салфетки. Работники дачи, повара, горничные на нее косились, но никто ничего не говорил. Некоторые недолго покрутились в доме, ушли в служебку, где, шушукаясь, стали собирать вещи. Комендант сказал, что завтра в даче будут производить опись, а после хозяйство примут новые люди.

8 мая 1953 года

С Первого КПП кремлевской проходной, звонили уже в третий раз.

— Что делать, товарищ генерал?

— Она не ушла?

— Не ушла.

— Шумит?

— Требует проводить ее к товарищу Берии. Успокаиваем, объясняем. Посадили около дежурки, а она к проходу прорывается, требует пропустить! Свой кремлевский пропуск показывает.

— Пропуск надо изъять.

— Не отдает, говорит, без пропуска на работу не пустят. Если скажете, силой отберем.

Коменданта Кремля Брусницына на месте не было, Хрусталев в настоящее время был за него. Он не хотел брать на себя решение по Истоминой, хотел дождаться начальника, чтобы именно начальник сказал, как действовать, но Брусницын не возвращался.

«А если ее увидит кто? Если вступиться? А если она наговорит не пойми чего?» — тер голову заместитель коменданта.

— Веди ее ко мне! — сняв трубку, велел Иван Васильевич.

В разгар очередной эмгэбэшной чистки Хрусталев уцелел, не угодил в тюрьму, а ведь верхушку Главного управления охраны пересажали. И хотя многие были ни в чем не повинны — основания нашлись. «Если захотеть, то и до уличного столба можно докопаться!» — эта нехитрая истина известна не только работникам госбезопасности. На когда-то неприкасаемых, а теперь отданных следствию генералов заводились дела, вершились приговоры. Сталин не пощадил ни преданного, как пес, Власика, ни ставшего тенью генсека Поскребышева, и старательного министра госбезопасности Абакумова били смертным боем и держали в одиночке в наручниках и кандалах. В 1951 году Хрусталев работал заместителем начальника 1-го управления охраны, после того как изничтожили его начальников, и он должен был загреметь на нары. Но сложилось иначе: в самый разгар расправы Хрусталев, сопровождая сталинскую дочь Светлану и ее детей, находился на Черноморском побережье. На море пробыл все лето. Светлана Иосифовна отзывалась о Иване Васильевиче положительно. Хрусталев прямо-таки сдружился с маленьким Иосифом, строил с ним песочные города, катал мальчика на детской машине, сажал на плечи. Иосифу особенно нравилось ездить «верхом». Наблюдая за радостью сына, Светлана против подобных затей не возражала.

Эти обстоятельства, про которые регулярно сообщали в рапортах присматривающие за Аллилуевой, не позволили новому министру Игнатьеву тронуть генерала. Направив докладную вождю, министр госбезопасности не получил насчет Хрусталева карательного распоряжения. Хрусталева, хоть он изначально значился в черном списке, вывели за скобки расследования по Главному управлению охраны, но показания на попавших под пресс сослуживцев ему давать пришлось. Восемь раз он ездил в Следственное управление МГБ, холодея от ужаса, садился под слепящую лампу напротив хилого подполковника Мухина и отвечал на малоприятные вопросы. Всякий раз, покидая страшное учреждение, Хрусталев несказанно радовался: ведь прямо из Следственного, по крайней лестнице, уводили несчастных в подвал, в камеру.

И вдруг как пушечный выстрел — назначение начальником охраны сталинской дачи! Может, из-за поездки на юг он совершил такой головокружительный кульбит? Товарищ Сталин собственноручно вписал его фамилию в список тех, кто должен остаться при нем. Однако после смерти генералиссимуса из изъятых бумаг следовало, что Хрусталева оставили при Сталине по указанию ныне опального Игнатьева. Сразу после сталинской кончины Иван Васильевич был вызван к Берии и лично дал объяснения, каким образом очутился в Волынском. Хорошо, что Хрусталев когда-то служил и у него. Ивана Васильевича не отправили в Мурманск, не послали во Владивосток, не усилили им секретный Челябинск или далекий Анадырь, где наверняка бы нашлось место заместителя начальника областного управления. Некоторых, в прошлом высоких, чинов кремлевской охраны именно туда и сдвинули, а его — нет, оставили в покое.