Царство. 1955–1957

Отчаянно против выступили Молотов и Каганович. «За» голосовали Микоян, Булганин, Сабуров, Суслов и Первухин. Маленков и Ворошилов воздержались. Брежнев, Фурцева, Шверник и Аристов, как кандидаты в члены Президиума, не принимали участия в голосовании.

— Я должен откровенно сказать: плохой разговор получился! — докладывал Брежнев Хрущеву. — Прямо зло берет!

— Не мельтеши, Леонид, разберемся! — выдавил Никита Сергеевич. Хоть он и получил вторую Золотую звезду, был здорово раздосадован.

19 апреля, пятница

Ни при каких условиях, был хлеб или не было хлеба, хватало денег или денег не хватало, ругали Сталина или не ругали, ядерная гонка в стране не останавливалась. Не останавливалась она еще и потому, что западные страны и Америка наращивали ядерный потенциал. В центральном районе Тихого океана Великобритания провела испытания водородной бомбы мощностью около одной мегатонны. На 30 мая Англия планировала очередной взрыв. Советский Союз снова вышел с инициативой о запрете ядерных испытаний, но на самом деле ни та, ни другая сторона не верили в либерализм и гуманность друг друга. Американские и английские взрывы пугали СССР, а мощные взрывы на Новой Земле заставляли вздрагивать Америку.

Спецсостав двигался без остановок. Академики Сахаров и Харитон ехали в Семипалатинск. Ученые разместились в удобных соседних купе. В главном вагоне купе было всего два, каждое с умывальником, туалетом, с удобной двуспальной кроватью, между ними общая на эти два купе ванна. Остальную часть вагона занимал просторный салон, по центру которого стоял стол на десять человек и буфет с посудой. Андрей Дмитриевич Сахаров был теоретик, а Юлий Борисович Харитон отвечал за внедрение новейших идей в атомное производство. По мнению Курчатова, эти двое здорово дополняли друг друга. Пассажиры пили чай, обмениваясь новостями, вспомнили и недавний забавный случай с Доллежалем, которого, наконец, избрали действительным членом Академии наук. Друзья преподнесли ему памятный подарок в духе шутника Ландау. Новоиспеченному академику досталась академическая, черного бархата шапочка, где золотыми нитками было вышито слово «действительный», а в комплект к шапочке прилагались трусы, тоже черные, семейные, то есть длинные — по колено, на которых спереди тем же золотым шитьем сверкала разборчивая надпись «член». Долго смеялись розыгрышу, вспоминая, как заставили ученого раздеваться и примерять комплект «действительного члена»!

Позавчера основных участников ядерной программы принимали в Кремле руководители государства. Хрущев заверял ученых, что страна не пожалеет сил для превосходства в ядерном вооружении и лично для ученых ничего жалеть не будет. Просил, чтобы работы по совершенствованию сверхмощного оружия велись ускоренными темпами.

— Надо сделать бомбу такой устрашающей силы, чтобы враги трепетали. Царь-бомбу! — определил Хрущев.

Булганин рассказал, что КБ под руководством Сергея Павловича Королева к концу года доведет до ума межконтинентальную ракету, которая сможет доставлять атомный заряд в любую точку земного шара, и если ядерщики дадут мощную бомбу, но такую, чтобы она уместилась в ракету, Советский Союз будет полностью застрахован от вражеского вторжения.

Говорили много и долго. Ядерщики делились сложностями, Курчатов на пальцах объяснял членам Президиума суть ядерной реакции, пытаясь донести, как непросто связать все технологические процессы воедино. Хрущев задавал много вопросов, под конец снова стал говорить: то хвалил ученых, то ругал, требовал полной самоотдачи, спрашивал мнение маршала Жукова, заставлял высказываться академика Келдыша, теребил Булганина и Первухина — ждал от всех ответа, как сделать так, чтобы у Министерства среднего машиностроения все задуманное получалось? Первый Секретарь сорвался на курировавшего оборонные отрасли Брежнева, утверждая, что тот мало времени уделяет атомщикам. Влетело и министру финансов Звереву, который с деньгами на бомбы постоянно затягивал. В целом, общение с учеными складывалось, но вдруг разговор поменял направление, Хрущев стал ругать ученых, говорить, что дело тормозится именно ими, что он ждал большего, что академики заигрались, и он обещаниям больше не верит, повысил голос, стал грозить. И тут с места поднялся академик Щелкин.

— Легко, сидя в теплых кабинетах, рассуждать. А вы не забыли, Никита Сергеевич, что наши соратники, наши близкие друзья, кто стоял у истоков ядерных исследований, умерли, а многие стоят на краю могилы?

Щелкин с горечью взглянул на Первого Секретаря.

— Звенягин умер, Малышева нет, Ванников при смерти. Мы с Духовым еле ноги волочим! Дальше перечислять?! От чего они умерли? От радиации, от страшной лучевой болезни! И нам скоро за ними! А вы рассуждаете, обижаете, говорите, что халтурим! Мы на волосок от смерти! Вы не Бог, Никита Сергеевич, вы нам защиту не дадите, сколько бы кулаком ни трясли! — и сел, ничего больше не сказал.