Царство Агамемнона

Зуев: “Хорошо, Жестовский, хорошо, мне и проверять не надо. Я и сам знаю, что был четверг и 10 ноября. Тогда первый снег выпал, густой-густой шел, а потом кончил идти и стало совсем холодно, градусов двадцать, не меньше, ну и ветер. Мое дежурство, а нам еще зимнего обмундирования не выдали. Стою, с ноги на ногу переминаюсь, и вдруг как с неба твои старцы посыпались, у кого из-под пальто ряса, у другого обыкновенные штаны, но все с бородами и все в сметонинский дом.

Мы с Татьяной, киоскершей, замучились на них ориентировки давать. Хорошо, за неделю перед тем какая-то умная голова поставила у сметонинского дома фонарь и, когда они выходили, не спеша, медленные, степенные, мы каждого разглядели, и наши, кто по вокзалам дежурил, всех приняли, никого не потеряли. Но другого такого сбора у Сметонина, – продолжал Зуев, – и не упомню, человек пятьдесят было, может, и с гаком”.

Отец: “Раз вы тогда нас выследили, чего ж не брали?”

Зуев: “Ну, я человек маленький, не мне решать, кого брать. Да и вообще, – продолжал он, – брать – крайний случай. Так все на ладони, и никаких сюрпризов. Вот есть святой старец, ты про него знаешь: и где он живет, и с кем, и что своей пастве проповедует. Вокруг, предположим, человек двести роится. И ты опять же знаешь, и кто недавно прибился, и кто, наоборот, охладел, в сторону отошел. А тут, допустим, новый начальник и приказ вязать. Повязали, отправили кого на тот свет, кого туда, куда Макар телят не гонял, что дальше?

А дальше, Жестовский, кисло. Сам знаешь, свято место пусто не бывает – год, второй, откуда ни возьмись, другой старец нарисовался. Стадо, понятно, у него тоже другое. А что мы про него знаем? Да ничего, слухи, конечно, ходят, но кто он – нам неизвестно, чему учит детей духовных – опять же темный лес. А раз мы – глаза партии и ее уши – слепы, глухи, что же тут хорошего, Жестовский?”

Отец: “Ну да, нехорошо”.

“Теперь следующий вопрос, – продолжал Зуев, – скажите-ка мне, Жестовский, а что святые отцы обсуждали у Сметонина? И вправду ведь головой рисковали. Чего ради?”

Отец: “Ну это как посмотреть: для кого-то всё – атавизм, сплошное средневековье. Одним словом, чистой воды мракобесие. Для других – вечная жизнь. В последнем случае, гражданин следователь, овчинка, как понимаете, выделки стоила”.

Зуев: “Ну и как с вечной жизнью, сподобимся?”

Отец: “Опять же, как посмотреть: если брать сухой остаток, то мы мало в чем сошлись, Сметонин был разочарован. Он принимал в соборе самое деятельное участие, оказался незаурядный дипломат. Не из церковной среды, так что многого не понимал, но где смог разобраться, легко находил компромиссы. Некоторые очень остроумные, но епископы – люди непростые, выучка у них та еще, одним остроумием их не возьмешь.

В общем, как Сметонин ни старался, договорились о немногом. Но вы не думайте, – продолжал отец, – это нормально. Каждый собор – два, а то и три десятка заседаний, а между епископы друг с другом ссылаются, ищут, что и для одного, и для другого приемлемо. В конце концов договариваются, а если бы не сумели, никто бы об этом и не вспоминал”.

Зуев: “Понятно. И что ваши старцы обсуждали, что за вопросы? Одна мелочевка, голая тактика, или судьбоносное тоже?”

Отец: “Если по-вашему, то да, мелочевка и тактика. Вот ребеночек народился, совсем слабенький, не жилец, через день-два отдаст Богу душу, а рядом только обновленческая церковь, – так можно его там окрестить или пускай нехристем уходит? Другой случай. Умирает старик, а в деревне опять же священник из обновленцев. Так правильно ему исповедаться – или правильно уйти, не причастившись святых тайн? Всё не умствования, всё из нашей сатанинской жизни, а договориться – можно или нет – трудно. Семь потов сойдет, пока поймешь, что́ Господь держит за меньший грех”.

“Да, – сказал Зуев, – вопрос непростой. – И продолжал: – Я вас вот о чем хотел спросить, Жестовский: а что, Сметонин прямо сказал, что разочарован? Он ведь умный человек, должен был понимать, с кем имеет дело”.

Отец: “Нет, прямо он ничего не говорил, он сделал”.

Зуев: “То есть?”

Отец: “Он тогда тоже решил, что с епископатом каши не сваришь, надо действовать самостоятельно”.

Зуев: “Спасать Святую Русь в одиночку?”

Отец: “Примерно”.

Зуев: “И как?”

Отец: “Да просто идти напролом”.

Зуев: “То есть?”

Отец: “От кого всё зло, кто человека попутал, ввел в грех и сейчас снова и снова от Господа отворачивает?”

Зуев: “Ясно кто – сатана”.

Отец: “Ну раз ясно, кто враг, кто нам всем погубитель, надо его, как говорится, нейтрализовать. В общем, чтобы он к этому своему злому делу поостыл, перестал нас вводить в соблазн”.

Зуев: “Кастрировать, что ли?”

Отец: “Что-то в этом роде”.

Зуев: “И как?”