Викарные епископы не являются единственным исключением. Как известно, хорепископ («сельский епископ»), пока этот институт существовал, был не вправе, согласно канонам, совершать хиротонию – одну из главнейших прерогатив епископского сана. Так, 13-й канон Анкирского собора напрямую устанавливает, что «не подобает хорепископам поставлять пресвитеров или диаконов». Еще более категоричен и конкретен Антиохийский собор, 10-е правило которого гласит буквально следующее: «Святой Собор за благо рассуждал, чтобы состоящие в малых городах или селах предстоятели, или так именуемые хорепископы, знали свою меру, хотя бы и по чину епископства приняли рукоположение
: чтобы они управляли только подчиненными им церквами, и ограничивали ими свое попечение и распоряжения: чтобы поставляли чтецов, иподиаконов и заклинателей и довольствовались производством токмо в сии чины, а поставляти пресвитера или диакона не дерзали без воли сущаго во граде епископа, которому подчинен хорепископ и его округ». Наконец, 14-й канон VII Вселенского Собора (787 г.) ограничил компетенцию хорепископа только правом поставлять чтецов, но и здесь исключительно с позволения правящего архиерея.В эпоху, когда верховная власть и все государство в целом не отделяли себя от Церкви, смешение компетенций, не предусмотренное никакими теориями, являлось обычной и эффективной практикой. Например, до 1917 г. все придворное духовенство управлялось духовником Всероссийского императора, определявшимся и назначавшимся на данную должность самим государем. В ведомстве этого духовника состояли все священнослужители придворных храмов и прочих дворцовых церквей. Он по должности входил в состав Священного Синода, где могли находиться лишь митрополиты, архиепископы и епископы. А также… обер-священник армии и флота, не имевший архиерейского сана. Небезынтересно заметить, что обер-священник армии и флота обладал уникальными прерогативами: ему принадлежало главное начальство по всем
юридическим делам касательно находившегося в его ведомстве духовенства[251]. Нет никаких сомнений, что административные права обоих пресвитеров далеко выходили за пределы компетенции ординарных архиереев, не говоря уже о викарных епископах.Примеров того, что оба вида церковной власти существуют в известной степени отдельно
друг от друга, можно во множестве найти и у нас, и у латинян. Так, лица, занимающие одинаковую степень посвящения, зачастую имеют различный объем церковно-правительственной власти. Напротив, лица, осуществляющие епископскую юрисдикцию, могут не иметь епископского сана (капитулярный викарий у католиков). Особый интерес вызывает институт хартофилаксов Константинопольской церкви, игравших чрезвычайно важную роль. Они вели церковный архив, осуществляли надзор за состоянием дел в Церкви, становясь «устами и руками» патриарха, а на заседаниях патриаршего Синода располагались выше митрополитов и епископов. В то же время, занимая очень высокое, пятое место, в церковной табели о рангах, хартофилакс традиционно являлся всего лишь диаконом.Помимо хартофилаксов Константинопольских патриархов, не менее любопытен статус архикапелланов
Франкских королей. Архикапеллан не просто был священником королевской капеллы. Он являлся судьей во всех спорах, возникающих среди духовенства, решал вопросы, касающиеся религии, церковной дисциплины, интересов и обязанностей епископов, каноников, монахов. Все без исключения епископы Франкского королевства обращались к нему по делам своей епархии, и он выносил по их ходатайствам свои решения. Часто в литературе архикапеллана называли министром по духовным делам. Однако архикапеллан крайне редко избирался из среды епископов. Обычно им становился аббат известной обители[252]. Иными словами, высший пост церковного управления королевства франков занимал настоятель монастыря – сан, не самый высокий, мягко говоря, в церковной иерархии.В результате, хочет это кто-то признать или нет, но теория о тождестве власти священнодействия и власти административной, вылившаяся в учение о всевластии епископских Соборов, не находит оснований ни в канонических установлениях Кафолической Церкви, ни в богословии. Кроме того, говоря о Богоучрежденных институтах церковной власти (епископате, пресвитерстве и диаконстве), наши теоретики забывают о той власти, которая в действительности
управляла Церковью в течение многих столетий – власти императорской и королевской.