Царство красоты

— Детсад какой-то у тебя, ей Богу!

— Сможешь это решить? — с невероятным спокойствием спрашивает отец.

— Ну, разумеется! Какие могут быть сомнения? — с улыбкой. — Это ж песочница для моих ребят! Сам что ли не знаешь?!

— У него ещё пять дней осталось.

— Уже завтра у меня будут данные этих ублюдков. Через трое суток вопрос будет решён.

— Как вы их найдёте? — спрашиваю.

— Эштон, ни один человек не принимается в нашу охрану, если у него нет нитей, привязывающих к земле: это семья, девушка, родители, дети, спорт, увлечения.

— И эти люди выдадут своих родственников в такой срок?

— Даже в меньший. Всё зависит от профессионализма того, кто будет спрашивать. Если я — то уже через час, если мои ребята — то ещё быстрее! — смеётся.

— Я в тебе не сомневаюсь, Пинч. Могу я с сыном наедине поговорить? — спрашивает отец.

— Само собой, босс!

Пинчер удаляется, а я, глядя ему вслед, обдумываю тот факт, что отец назвал меня сыном…

— Давно ты колешься? — вопрос в лоб.

Я оторопел настолько очевидно, что отец не посчитал нужным дожидаться моего вопроса, ответил сам:

— Суженные зрачки, заметная заторможенность и одежда.

— Что не так с моей одеждой?

— А много ли ты видишь здесь людей в одеянии с длинным рукавом? В этом пекле и в трусах можно заживо свариться, а в джинсах и рубашке… мне дурно на тебя смотреть.

Я отворачиваюсь, потому что он прав — я весь взмок в этом одеянии. Синяк на руке всё ещё виден, да и следы от других инъекций если присмотреться, то легко можно обнаружить.

— Какого чёрта ты это делаешь?

— А какого чёрта ты это делал?! — в моих глазах вызов.

— От дури. От жалости к себе. От недостатка ума и настоящей мужской выдержки. Ты?

— Вероятно, по тем же самым причинам.

Я и сам толком не знаю, зачем сел на иглу, ведь раньше только нюхал и то, крайне эпизодически.

— Как давно? — и это уже строгий голос заботливого отца.

Заботливого?! Может ещё любящего?!

— Полгода.

— Как часто?

— Каждый день.

— Чем?

— Героин.

— Чистый, я надеюсь?

— Да.

— Не мешай с кокаином ни в коем случае!

— Я знаю, не дурак.

Отец никак это не комментирует.

— Деньги есть?

Я молчу.

— Я открою на твоё имя счёт. Найду толкового врача — тебе нужна помощь.

— Деньги не нужны. Я продаю картины — нам хватает.

— Нам, это кому?

— Мне и… моей девушке.

— И она, естественно, тоже колется!

— Почему естественно?

— Потому что ни одна НОРМАЛЬНАЯ девушка никогда не допустит, чтобы её парень это делал. Но тебя же нормальные не интересуют?

— Почему не интересуют? Я почти женился на одной… Если бы не одно небольшое недоразумение! — скалюсь.

Зачем я упрекаю его? Затем, что его дочь так и не понесла никакого наказания за то, что сделала с моей жизнью. Он прощает ей всё и позволяет тоже всё.

— Ты любил Маюми?

— Какая разница?! Я её выбрал!

— Большая разница, Эштон! Очень большая! Поэтому я повторяю: ты любил Маюми?

— Да любил. Мне было с ней хорошо.

— Ни черта ты её не любил.

— Ты откуда можешь знать?

— Достаточно давно по земле хожу, сын.

Опять «сын»?! Что это на него нашло? Неужели пожалел своего нелюбимого ребёнка?

И мне вдруг становится так сладко… Точно так же, как в детстве, когда из дома сбежал и знал, как матери плохо, и как жалеет она о том, что притащила в дом того мужика… И тут же вспомнилось, как стало потом гадко и мерзко от самого себя, когда увидел её поседевшие волосы. Точно так же гадко и мерзко мне от себя сейчас, потому что продолжаю желать Софье… А разве я продолжаю? Я, как истинный «нарик», заглядываю вдруг внутрь себя… и больше ничего не вижу: ни ненависти, ни злости, ни ревности. И на отца напал не из-за чувств своих ущемлённых, а просто по… инерции? Потому, что привык винить отца и его дочь в своих неудачах?

— О чём думаешь? — внезапный голос отца вынимает меня из состояния «зависания».

— Думаю, что ты прав. Настоящее так легко не развалилось бы.

— Слава тебе, Господи! Хоть одна умная мысль!

Меня «улыбнуло» упоминание Бога в речи этого отъявленного атеиста: это присказка Валерии. Он говорит её фразами…

— На самом деле, если б у тебя были чувства к той японке, ты бы не дал ей уйти. Но ты даже не шелохнулся. Я не заметил страданий на твоём разъярённом фейсе, зато видел на нём злобный оскал, удовлетворение и довольство тем, что Соня всё-таки сделала глупость, достойную наказания. И у меня в итоге сложилось чувство, что ты нарочно приволок эту несчастную японку, чтобы подразнить Софью и спровоцировать её на очередной косяк! Я не знаю, что там было в том лесу вашем, но не сомневаюсь, что ты, Эштон, дал ей повод. Вот руку на отсечение даю!

Чёрт… он что? Ведьмак? Как он это делает? И снова отец угадывает мои мысли:

— Слишком давно живу и притом «весело». «Дыма без огня не бывает» — так моя Лерочка говорит в подобных случаях.

«Моя Лерочка» — он даже не стесняется выглядеть подкаблучником.

— Я хочу сказать тебе «спасибо», — внезапно заявляет.

— За что?!

— За то, что позаботился о Соне. Если бы это видео попало в сеть, она не вынесла бы такого удара. Соня — достойная дочь своей матери, для них обеих подобное равносильно концу света.