Пауза.
Ещё большая пауза.
Очень хочется ответить: «наверное, никогда», но что-то останавливает.
Они здесь, всего в двух часах езды от меня. Отец привёз её ко мне сам, чтобы дать возможность извиниться и показать ей, что я не такой мудак… и животное.
Меня сковывает странная боль в груди, давящая, щемящая. Чувствую, как щиплет в носу, и знаю: пора наведаться к Гере.
Отвечаю сестре:
Звоню Янг, спрашиваю, когда та явится домой — часа через три. Отлично, время есть, и этот кайф я хочу отхватить в полном покое, в тихом одиночестве. Повышаю дозу, потому что прежняя уже не так эффективна, а мне очень нужно кайфануть, очень.
Мне больно, внутри больно, оттого, что нужно ехать и сделать самое большое в моей жизни дело — вернуть девушке, моей сестре, отцовской дочери веру в людей и… мужчин.
Я знаю, что физическая зависимость развилась уже почти в полной мере, что у меня при отмене все признаки абстинентного синдрома, известного в простонародье под ёмким термином «ломка». И почему-то в этот момент очень хочется вернуть всё обратно: свою жизнь, своё сильное и здоровое тело, не страдающее от внезапных приступов насморка, проблем с пищеварением, дикого для меня состояния подверженности таким эмоциям как плач и беспричинный смех. Я потерял почти пятнадцать килограмм веса, мне не так просто даются физические нагрузки как раньше, и я уже не подниму свою девушку на руки.
Я не художник, я наркоман.
Отцовское поручение посетить врача так и не выполнил. Конверт с адресом клиники и контактами найденного им специалиста давно потерял. Он просил, но я не сделал, потому что с самого начала знал, что не хочу, нет в этом смысла.
Потому что я наркоман не от слабости, я наркоман по собственному осознанному выбору. Весь этот год я наказывал себя за то, что сделал с ней, с моей девчонкой…
Моей?!
Нет? не моей. Она никогда не была моей. Мы были… врагами? Нет, вряд ли… но и родственниками тоже не были, как и друзьями. На друзей так не смотрят, как смотрела на меня она… почти постоянно, если только мы случайно или неслучайно попадали в одно помещение.
Игла входит в вену, но я не чувствую боли, мой мозг занят воспоминаниями: я вижу Рождество, жёлтые огни, и два синих блестящих блюдца, переполненных восхищением и надеждами…
Влюблённые глаза… Красивые, наивные девчачьи глаза. Как много было в них веры в те глупости, которые называют сказками. И она зачем-то решила, что я — тот самый принц из её волшебной сказки.
Жизнь в моём лице вырвала страницы из её книги и написала в ней новые: чёрной, нестираемой тушью.
Валерия сказала тогда, что её дочь изменилась: нет больше доверчивой Сони, открыто и без боязни смотрящей на мир, щедро дарящей ему свою любовь.
Вот он источник моей боли: не стыд, не страх, не вес моего поступка — мне обидно, до слёз больно, что она больше никогда не вернётся, та самая юная, прекрасная в своей доверчивости и наивности Соня из-под ёлки.
И я как человек, какое-то совсем небольшое в своей жизни время считающий себя будущим врачом, могу с уверенностью сказать, что то, что тогда между нами случилось, страшно не физической болью, а психологическими последствиями. И меня душит понимание того, что она вполне возможно останется сексуально искалеченной на всю свою оставшуюся жизнь, не способная получить от мужчины то, что он может ей дать — сексуальное удовольствие. Фригидность — явление, в большей степени обусловленное не физиологическими особенностями женского организма, а психосоматическими причинами, одна из которых — неудачный первый сексуальный опыт.