Царство небесное

Позади короля выросли фигуры его рыцарей, и их оружие произвело в рядах магометан такое же опустошение. Особенно ловко и стремительно орудовал гигантским топором великан в кольчуге, сработанной из таких здоровенных колец, что, казалось, человек не мог бы носить такую тяжесть, а конь поднять человека вместе с этой тяжестью. Но гигант нес свои доспехи, будто то была парча или шелк, а здоровенному вороному жеребцу было определенно все равно, сколько весит сидящий на нем богатырь и вся масса железа, что он на себя надел.

Прошло всего несколько мгновений, и войско сарацинов ринулось прочь от Ричарда Львиное Сердце, будто бы понимая, что столкновение с ним означает неминуемую гибель. Он внушал воинам Саладина мистический ужас, и даже у тех, кто отважно бросался на него с поднятым оружием, лица выражали одну лишь решимость умереть. Увидав его, воспрянули иоаниты и их воины. Повторяя все те же слова: «Господи, спаси Свой Святой Гроб!», они снова вступили в битву. И вот султан увидел, как его конница, вернее то, что от нее осталось, повернула и во всю лошадиную мочь понеслась к ущелью меж двумя горными отрогами. Там начинался Арсурский лес, и в нем сарацины надеялись найти спасение.

– Скорее, повелитель! – крикнул один из мамелюков, подскакав к султану, которого до сих пор прикрывали щитами несколько воинов. – Или мы уберемся отсюда как можно скорее, или все неверные подоспеют на подмогу этому шайтану, и тогда нам будет уже не уйти...

– Что, уже некому сражаться?! – в ярости воскликнул Саладин, в душе понимая, что мамелюк прав, но страшась еще в это поверить. – Ведь не перебили же они все двадцать тысяч конницы?!

– Какая конница? – вскрикнул воин. – Здесь полегло тысяч пять, а по всей равнине и все двадцать, не считая раненых и покалеченных! Проклятый Крест помогает им даже на расстоянии... Едем отсюда, о солнце правоверных, не то мы погубим себя...

Большая часть всадников успела исчезнуть в лесистом ущелье, и хотя почти все оставшиеся в живых христианские воины пустились в погоню, настичь сарацинов уже не смогли. Однако в самой гуще сражения около тысячи магометан еще рубились отчаянно, с той бешеной яростью, которую дает только страх. Трудно сказать, поняли ли они в какой-то момент, что сражаются по сути лишь с английским королем и теми полутора десятками рыцарей, что прискакали с ним вместе: иоаниты были частью убиты, частью мчались за убегающими врагами, воины-лучники тоже ринулись в погоню.

Но вот кто-то крикнул:

– Смотрите! Их же мало! Их же совсем мало! Неужто мы не справимся?! В это время Ричард, продолжая свою бешеную рубку, оказался возле груды окровавленных тел, в которой были и рыцари-христиане, и сарацинские воины, и несколько изрубленных насмерть лошадей. В этом месте произошла первая самая страшная стычка иоанитов с внезапно атаковавшими их всадниками Салах-ад-Дина.

– Ричард! Ричард! Отомсти... Отомсти им за меня!..

Этот хриплый не крик, а будто бы вздох раздался почти рядом и, чуть повернув голову, король увидал сквозь прорезь шлема лежащего на руках оруженосца своего друга Иакова Авенского. Вместо правой руки он протягивал к королю окровавленный обрубок, не было и правой ноги ниже колена, но в левой руке полковдца был зажат еще дымившийся меч.

– Иаков! Да чтоб тебя!.. О, Господи, Господи, за что?!

Этот горестный вопль вырвался у Ричарда в то мгновение, когда он снова, в несчетный раз, опустил свой Элистон на чье-то оскаленное лицо, и оно распалось пополам, будто порванный на лету бумажный рисунок... В то же мгновение кто-то сзади ударил топором, и на миг король пошатнулся в седле: звон в ушах заглушил все остальные звуки. Тут же он понял, что этот удар ослепил его: смявшийся под топором мамелюка шлем лишился смотровой щели.

– Божья кара на ваши души! – взревел Львиное Сердце.

Он сорвал с себя изуродованный шлем и, развернувшись, отсек руку сарацина вместе с его топором. Тут же сбоку выдвинулось копье. Королю показалось, что оно лишь слегка коснулось его, но по левому бедру тут же потекла горячая волна крови: наконечник, пропоров кольчугу, глубоко вошел в бок полководца.

Конь Ричарда обо что-то споткнулся, сделал неверный скачок, увязая копытами в обломках копий и в скрюченных человеческих телах. Львиное Сердце только на миг потерял равновесие, пошатнулся... Рядом вырос граф Анри, тоже без шлема, с окровавленным лицом, и будто бы издали прозвучал его голос:

– Прикройте короля! Он ранен! Прикройте короля!

В это самое время Эдгар дрался по правую руку от графа Анри и хорошо видел все, что произошло за миг до того, как тот испустил свой крик. Юноша видел сарацина, который ударил копьем Ричарда, видел, как это копье поразило короля. Видел целую толпу черных всадников, навалившихся на их крошечный отряд, и в центре – Седого Волка, крушившего их направо и налево, спокойно и невозмутимо.

«Они убьют короля! Убьют, если поймут, что он сильно ранен... Или уведут в плен, а это еще хуже... Тогда конец походу, конец всему!» – мысль пронеслась и погасла, заволакивая сознание.