Царство небесное

Слева мелькнула фигурка Ксавье («Вот сумасшедший мальчишка! Ведь догнал! Неужели жить не хочет?») Мальчик протянул рыцарю свой щит, видя, что от его щита уже почти ничего не осталось, и ободряюще закричал:

– Рыцари скачут сюда! Сейчас поспеют! Надо только увезти короля!..

«Увезти!» Легко сказать... А как?

И тут точно яркая вспышка: «А я знаю, как!» И вспомнились те арабские слова, которым успел за месяц с лишним научить его Рамиз, юноша, спасенный им и Луи там, в Акре и оставшийся у него на службе...

Шлем с крестообразной прорезью больше не выдавал Ричарда сарацинам – он дрался среди таких же, покрытых кровью, всклокоченных, исступленных людей. Шлемов не было уже почти ни на ком. С Эдгара он тоже давно свалился, разрубленный пополам. (И как только под ним уцелела голова? Крепче она, что ли?)

Молодой рыцарь рванулся в самую гущу налетевших на их отряд сарацинов. Ударил одного, другого, третьего, выкрикивая: «Спаси, Господи, Твой Святой Гроб!» Его окружили двойным кольцом, мимо его лица свистнула булава, потом что-то острое кольнуло в левую руку.

И тут Эдгар привстал на стременах и закричал по-арабски, во всю силу голоса:

– Не убивайте меня! Я король! Я король Ричард! Пощадите мою жизнь![50]

Сзади его схватили сразу с двух сторон. Мощные руки рванули из седла. Он еще мог бы ударить и заколоть хотя бы одного сарацина, но не стал. Нет-нет, они хотят его захватить – так пускай и захватят!

– Не убивай его! – прохрипел чей-то сиплый голос над самым ухом рыцаря. – Если мы сумеем прорваться, их лучники не станут стрелять нам вслед – они побоятся убить короля. И султан озолотит нас за этого пленника... Быть может, поражение в битве стоит такой добычи!

Потом новый рывок окончательно вышиб Эдгара из седла. Незащищенная шлемом голова ударилась то ли о землю, то ли о чей-то брошенный щит. И сознание погасло.

Глава пятая В крепости Арсур

Служба в церкви Пресвятой Богородицы подходила к концу. Этот строгий и величественный храм, выстроенный в Арсуре сразу после Первого крестового похода, вмещал более трех тысяч человек, но большая часть тех, кто пришел сюда в этот раз, остались на улице. Вся громадная армия крестоносцев, позабыв о своих внутренних раздорах, о нередких распрях своих вождей, о гоноре англичан, вспыльчивости франков, неуступчивой твердости германцев – все вместе в едином порыве скорби пришли проститься с великим воином, великим полководцем, великим задирой и настоящим рыцарем – Иаковом Авенским.

Его любили все. За безмерную отвагу и мужество ему все прощали. Во время похода он совершил уже столько подвигов, столько раз подвергался опасности, что начал казаться рыцарям и воинам неуязвимым, почти как его друг английский король, который в час отпевания плакал, не стыдясь своих слез. Впрочем, вместе с ним плакали тысячи. Всем было тяжко смириться с мыслью, что знаменитый герой не пойдет с ними к Иерусалиму и не вернется домой. Он навсегда останется здесь, под сводами этой церкви, под украшенной серебряным крестом гранитной плитою.

Вместе с Иаковом отпевали еще девятьсот восемнадцать погибших в Арсурской битве. Их тела на носилках, убранных поникшими цветами, были выставлены перед храмом, не то он вместил бы только мертвых, для живых не осталось бы места. Это была тяжкая потеря, но все же те, кто в мыслях заново переживал сражение и оценивал его, изумлялись: как могло в этом кровавом аду пасть ТАК МАЛО христиан?! Сражаясь против армии, превосходившей их более чем вдвое, они не потеряли и тысячи воинов, тогда как мертвых сарацинов только на равнине насчитали более двенадцати тысяч! Ричарду доложили, что нашли также тела тридцати двух эмиров, а десятеро были взяты в плен.

Всего в этот день крестоносцы захватили восемь тысяч пленных, но их число совсем не радовало английского короля. Он по-прежнему с дрожью вспоминал гибель без малого трех тысяч безоружных магометан, которых принес в жертву коварный обман Саладина... Львиное Сердце редко щадил врагов в открытом бою. Но до того дня он никогда не убивал пленных! Если бы султан выполнил хоть одно условие Птолемиадского мира, хотя бы одно! И все-таки Ричард в последний момент готов был дрогнуть и отменить свой приказ об умерщвлении пленников. Но это означало бы бунт со стороны всех прочих христианских вождей, ему не простили бы такой уступки вероломному султану. И были бы правы! Это означало дать Салах-ад-Дину возможность и впредь нарушать любые клятвы, любые договоры, зная, что христиане не исполняют своих угроз!.. А что если в будущем придется убивать и тех, кого взяли в плен на берегах Рошеталии? Снова отдать приказ стрелять в безоружных, закованных в цепи людей! Тьфу! И думать-то тошно!..