Царство небесное

На одной из таких окраин «жонглеры» устроили свое представление, воспользовавшись умением Луи метко бросать ножи. Чтобы вызвать восторг двух десятков ткачей и горшечников, понадобилось всего лишь по очереди поставить возле ствола старого тополя одетых в живописные лохмотья Рамиза и Ксавье и всадить клинки у них над головой и подмышками. Затем Рамиз подставил сложенные ладони, и Ксавье, презрев свою хромоту, ловко взобрался на его плечи, после чего водрузил себе на голову небольшой кувшин. Снова свистнул нож, и в стороны брызнули желтые черепки, а толпа завопила от восторга. Как ни страшились жители Яффы завтрашнего дня, понимая, что султан собирается уйти, бросив их на произвол судьбы, но можно ли не повеселиться хотя бы уж напоследок. Правда, в брошенный на сухую землю платок накидали не более десятка мелких медных монеток, зато одарили жонглеров парой свежих лепешек, несколькими смоквами и узелком изюма.

Кажется, никого не смутило, что зазывал жителей и вел с ними разговоры в основном только бойкий Рамиз (сын эмира так ловко изображал из себя бродягу, что ни у кого это не вызвало сомнений). Метатель ножей и второй его помощник, по словам зазывалы, были родом из Персии и плохо говорили по-арабски, хотя и помнимали этот язык хорошо. В Яффе персов видывали редко, да и проявлять любопытство и допытываться, как это их сюда занесло, никто не стал.

К концу представления в толпу затесались несколько воинов, из тех, что занимались разорением города, но устали от этой нелегкой работы, да двое неплохо одетых людей, возможно даже из свиты султана. Они тоже с интересом следили за представлением, и кто-то кинул в платок Рамиза одинокую серебряную монету. Однако, когда жонглеры закончили свои упражнения, этих людей уже не было – должно быть, они боялись надолго оставлять свои дела.

Фруктовый сад, в котором разведчики решили остановиться, был, судя по всему, брошен – его владельцы решились покинуть опасные места, а значит, здесь христиан вряд ли могли потревожить – даже явись сюда сарацинские воины, у них едва ли вызовут подозрение бродяги, расположившиеся на отдых.

Посовещавшись, все трое решили, что проникнуть в стан сарацинов сможет только Рамиз – он был свой. А узнать что-либо о плененном под Арсуром рыцаре возможно было только у воинов: жители окраин, с которыми заговаривал юноша, даже не слыхали о пленнике. И вот отважный Рамиз-Гаджи скинул драный халат и заплатанные шальвары и поверх шелковых рубашки и шатнов надел спрятанные в узелке кольчугу и шлем. В Яффе было столько людей, одетых подобным образом, что ни у кого не возникло бы вопроса, откуда взялся еще один.

– Судя по солнцу, он ушел часа полтора назад, – воскликнул Луи, убедившись, что они по-прежнему одни на берегу канала, и можно было говорить безо всякого риска. – Что могло с ним случиться?

– Вы подозреваете его в измене, мессир Луи, или думаете, что он мог себя выдать? – спросил Ксавье.

– Чем это он мог выдать себя? – удивился рыцарь. – Он же действительно сарацин. Разве что у кого-нибудь вызвали сомнение его расспросы. А в измене я его отчего-то не подозреваю. Может, он и не так предан Эдгару, как ты, малыш, но он ему благодарен, а для магометанина это много значит.

– Это для всех много значит, – проговорил Ксавье. – Нет, я тоже верю, что Рамиз сделает все возможное... Но хоть бы узнать, хоть бы только узнать, что Эдгар жив!

Мальчик впервые сказал просто «Эдгар», а не «мессир Эдгар», и в его голосе было столько отчаянной надежды, что Луи, который и сам был в ужасной тревоге, невольно ободряюще ему улыбнулся:

– Перестань! Саладин не такой дурак, чтобы убить пленника, за которого можно получить большой выкуп да еще поторговаться с королем Англии. Жаль, конечно, что Ричард совершил это сумасшедшее благородство: отпустил ту пленницу.

– Вы о ком? – спросил рассеянно слушавший его оруженосец.

– Да о дочери Саладина, о той красотке, что сидела рядом с королевой Элеонорой на турнире. Тебя там не было, ты ездил на Кипр, но рассказать-то тебе должны были. Девчонку захватили в Акре – ее туда выдали замуж, но суженый погиб... Элеонора взяла ее под свое покровительство. А Эдгар... Он до сих пор ее помнит.

– Правда? – удивлено спросил Ксавье. – Но он же ее только раз и видел.

– Ну и что? Иногда этого достаточно. Клянусь моим мечом, братец влюбился в Абризу и влюблен в нее по сей день. Думаю, если Ричард договорится с султаном насчет обмена, то может потребовать за десяток эмиров не только рыцаря, но и красавицу-принцессу. А что? Коли вдруг дойдет до мирного договора, то союз султановой дочки и франкского рыцаря будет очень кстати.

Вместо ответа мальчик лишь покачал головой и отчего-то побледнел. Правда, на лице, покрытом густым румянцем, это было не очень заметно.

– Эй, факиры[52]!

Бродяги разом обернулись. Неподалеку от них стоял человек в богатом шелковом с золотом халате и белой чалме.