Царствование Филиппа Красивого

Когда Эдгард Бутарик, писавший о Филиппе Красивом более века назад, подошел к темам, которые я рассматриваю в этой главе, он поместил их в раздел своей книги под названием "Иностранная политика"[1042]. Это было вполне естественно для историка XIX века, но это была двойная ошибка. Во-первых, в 1300 году было очень трудно сказать, что было "иностранным", особенно в районах, которые были частью старого Срединного королевства. Во-вторых, деятельность, которая обычно ассоциируется с внешней политикой — дипломатия и война — в царствование Филиппа была сосредоточена на территориях, которые, несомненно, были частью королевства Франции. Двумя большими войнами Филиппа были Аквитанская война и война с Фландрией, и каждой войне предшествовали и за ней следовали годы сложных переговоров. В этих переговорах участвовали не только граф Фландрии и король Англии, но и папство, которое пыталось установить или сохранить мир в двух провинциях, а также большое количество западногерманских князей, которых хотели привлечь в качестве союзников или отговаривали от поддержки Англии и Фландрии. Короче говоря, почти вся военная деятельность Филиппа и большая часть его дипломатической активности были сосредоточены на внутренних, а не на внешних делах.

В отличие от своего отца и деда, Филипп отказывался отвлекаться на то, что действительно было "иностранными делами" — Германию, Италию, испанские королевства и Святую землю. Он был в курсе этих дел, немного вмешивался в итальянскую политику и иногда в дела империи; но он никогда не брал на себя обязательства по дорогостоящему и продолжительному вмешательству. Его главной обязанностью, как он считал, было установление своей власти над всеми жителями королевства Франции. Король до предела обложил свой народ налогами, чтобы добиться признания своего суверенитета в Аквитании и Фландрии, но потратил всего несколько тысяч ливров на поддержку кандидатуры своего брата Карла на трон империи.

Даже сосредоточившись на Франции, Филипп столкнулся с двумя проблемами. Первая была чисто военной. У Филиппа не хватало сил на все, что он хотел сделать, и уж точно не хватало сил на проведение двух крупных операций одновременно. Трудно было собрать деньги на армию, трудно собрать саму армию в разумные сроки и трудно удержать ее в боеспособном состоянии. Победа была почти так же вредна, как и поражение, поскольку победа означала, что армия должна быть разбита на небольшие части для несения гарнизонной службы на оккупированной территории, а также то, что многие солдаты посчитают, что их долг выполнен, и просто разойдутся по домам. Записи об оплате военной службы показывают, что многие мужчины, даже среди знати, считали, что участия в одной кампании или даже нескольких недель во время одной кампании, вполне достаточно, чтобы доказать свою преданность короне. Было практически невозможно держать большую армию в поле и в то же время обеспечить людьми достаточные гарнизоны для городов и замков, которые нужно было защищать от набегов и восстаний. Война на два фронта была бы для Филиппа катастрофой и поэтому ему пришлось ослабить хватку в Аквитании, когда он захотел оккупировать Фландрию. Даже война на один фронт была бы трудной, если бы затянулась. Филиппу повезло, когда он смог сконцентрировать до 30.000 человек для одной короткой кампании. С такой армией он мог выиграть битву, но не мог удержать такую армию вместе в течение длительного времени. Поэтому он не мог извлечь из своих побед столько пользы, сколько, возможно, надеялся. Король мог заставить фламандцев принять обременительный мирный договор, но он не мог заставить их выполнить все условия этого договора, потому что не мог держать оккупационные войска в графстве бесконечно долго, а также не мог посылать карательную экспедицию каждый раз, когда фламандцы пытались восстать. Филипп должен был учитывать эти военные реалии при принятии политических решений[1043].

Вторая проблема Филиппа заключалась в том, чтобы определить, каковы же границы Франции. Это было непростой задачей. Даже на довольно четко проведенной границе с Арагоном существовала непонятная ситуация с Валь-д'Аран, а восточная граница с Империей не была ни четкой, ни разумной. Западная часть графства Бар глубоко вдавалась в Шампань; Виваре врезалось в северо-восточную часть Лангедока; графство Бургундия, которое находилось в Империи, было тесно вовлечено в дела герцогства Бургундия, которое было французским фьефом; купеческая часть Лиона, которая контролировала главный торговый путь в Средиземноморье, находилась в Империи, но Лионский собор был во Франции. За этими районами, где вмешательство Франции было явно желательным и почти неизбежным, лежала франкоязычная, ориентированная на Францию зона, где дворяне охотно принимали денежные пожалования или пенсии от Филиппа и где города (особенно Мец, Туль и Верден) часто искали французского покровительства.