ЦДЛ

— Никогда не был на Новой Земле. Летай, летай, а всю Россию не облетишь, — он дружески пожал Куравлёву руку, и тот подумал, что беседа с вице-президентом в газете “День” вызовет сенсацию.

Начальник генштаба, отяжелевший генерал армии, был в рубашке с короткими руками, не скрывавшими волосатых рук.

Командующий ВМФ был немолод, сух, строен, умудрился не располнеть в дальних плаваниях, совершая по палубе многочасовые прогулки.

Куравлёв оказался среди людей, которые прежде были для него недоступны. До них было не дотянуться. Теперь же они были рядом, обладали человеческими чертами, были обыденны и доступны. Пустили в свой круг Куравлёва, пусть с некоторым удивлением, но приветливо.

Бакланов казался энергичным, не похожим на усталого, с алюминиевым лицом технократа. Радостно оглядывал соседние рощи, вдыхал запах вянущего сена.

— Вот, Виктор Ильич, ещё несколько чашечек кофе, и вы станете членом Политбюро, — пошутил Бакланов.

— А что говорит вам Космос, Олег Дмитриевич? Звёзды на нашей стороне?

— Красные звёзды на нашей.

Их пригласили к самолёту. Поднимались на борт и занимали места в головном салоне, где стоял стол и была разложена карта Новой Земли. Помощники, ординарцы, офицеры управлений генштаба прошли в хвост самолёта и заняли кресла. Турбины вздохнули, самолёт покатил по полю, взлетел. Летняя земля с лесами, речками, дачными посёлками стала удаляться. По ней плыли прозрачные тени облаков.

Куравлёв сидел чуть в стороне от стола. Гул турбин мешал слышать разговоры тех, кто склонился над картой.

— “Кузькина мать” вот здесь, в этом месте.

— Но только подземные взрывы, надо учесть ландшафт.

— Произвести замеры фона.

— А “роза ветров” в зимнее и летнее время?

— Нельзя допустить, чтобы полетело на Архангельск и Мурманск, да и норвеги завоют.

— И ещё учтите: там оленьи пастбища, ненцы пасут стада.

Куравлёв прислушивался к разговорам. Было чувство, что, помимо атомных дел, будет обсуждаться нечто ещё, секретное и опасное, связанное с заговором, исключающее посторонние глаза и уши, системы прослушивания. Оттого и выбрана Новая Земля, едва ли не Северный полюс, чтобы избежать утечек, сохранить в тайне драгоценную информацию. Но было не ясно, почему его подпустили так близко к сердцевине заговора, какая ему уготована роль.

Разговоры над картой Новой Земли завершились. Карту убрали. Две молоденькие стюардессы застелили стол скатертью. Появились закуски, бутылки, рюмки. Не забыли и тех, кто дремал в хвостовой части салона.

Началось застолье на высоте десяти тысяч метров, с тостами, с аппетитно поедаемыми закусками. Куравлёв лишь пригубил коньяк. Его занимали тосты, в которых проскальзывали скрытые смыслы, нечаянные оговорки. Они намекали на неведомый замысел, собравший вместе могучих мужей и повлекший их на Северный полюс.

— Пьём за здоровье Владимира Александровича Крючкова. Пусть скорее излечивается от гриппа. Он должен быть, как стеклышко. Одним словом, за холодный ум и горячее сердце! — Начштаба осушил рюмку.

— Запуск атомного полигона, товарищи, требует точности и быстроты. Точности и быстроты требуют наши действия, которые всё ещё подлежат согласованию. За всё хорошее! — Вице-президент Янаев браво, с особой лихостью застольного тамады опрокинул рюмку, подцепив вилкой лепесток сёмги.

— Мне кажется, что всё-таки мы должны были проинформировать Михаила Сергеевича. Вы доложили ему, Олег Дмитриевич, но он не сказал ни “да”, ни “нет”, — осторожно заметил Главком флота, поставив на стол недопитую рюмку.

— Михаил Сергеевич сам корректировал списки. Он внёс туда Стародубцева. — Бакланов чокнулся со всеми, а чокаясь с Куравлёвым, сказал: — Красные звёзды за нас! Космос за нас!

Борис Карлович Пуго обвёл всех карими ясными глазами и произнёс:

— Здесь главное: сказал и сделал. Язов в воскресенье прилетает из Ферганы и в понедельник будет на совещании.

Куравлёв слушал, и ему казалось, он читает шифрограмму. Её полное содержание от него ускользало, но по косвенным признакам речь шла о каком-то близком событии, в соседстве с которым он находился.

Самолёт стал снижаться и летел над морем. Оно было зелёное, в мелкой ряби шторма. Куравлёв подумал, что, быть может, по той же траектории летел четырёхмоторный бомбардировщик, спускал на парашюте водородную бомбу, затмившую океан и небо, и землю слепящим шаром огня. Самолёт опустился на бетонную полосу, убегавшую в зелёную тундру с негаснущим солнцем, окружённым кольцами радуг. Тут же виднелись капониры, и тонкие, с плавными линиями крыльев и хвостовых оперений перехватчики.

Всё общество прямо с самолёта направилось к столам, где крепкие гарнизонные официантки разливали раскалённую уху, потчевали строганиной, вяленой олениной, множеством ягодных настоек. Подкладывали жареную дичь. Все забыли трапезу в самолёте и начали с белого листа. Макали в солёный перец розово-белые завитки строганины, хлебали, обжигаясь, уху, лакомились колбасками из оленины. Не забывали наливать водку или настойку с плавающей красной ягодкой.