ЦДЛ

— Посмотри, какие чудесные флоксы. Это цветы осени. Всё будет хо­рошо, моя милая. Я всё преодолею. Я упорный.

Жена убрала руку с плеча Куравлёва и погрузила лицо в фиолетовые флоксы. Закрыла глаза, словно пьянела.

Куравлёв помнил, как его ломали. Он оставил профессию ракетчика, по­кинул дом с любимыми мамой и бабушкой и кинулся в странствия, как в пу­чину с обрыва. Пересекал пустыню с верблюдами. Гонял во льдах упряжки собак. Плавал на сейнере, вытягивая сети, полные рыбы. Работал на рас­копках с археологами. И всё для того, чтобы писать. Утолить сладостную по­требность изображать этот мир.

Вернулся в Москву, привёз кипу рассказов. Не зная им цену, решил по­казать знатоку, писателю, владеющему волшебным искусством. Ему пореко­мендовали писателя по фамилии Финк, старичка, который воевал в Иност­ранном легионе и написал об этом книгу. С робостью, благоговея, Куравлёв отнёс Финку кипу рассказов. Был приглашён через неделю. Финк добросо­вестно перечитал рассказы и посоветовал Куравлёву больше никогда не браться за перо:

— Делайте, что хотите. Строгайте табуретки. Копайте землю. Работай­те напильником. Но никогда не берите в руки перо.

Большего страдания Куравлёв ни прежде, ни потом не испытывал. Ему отказывали не просто в мастерстве. В нём отрицали сердцевину, личность, перечёркивали все усилия, все жертвы, которые он принёс во имя творчест­ва. Уничтоженный, с потухшим сознанием, он вернулся домой. Сжёг во дво­ре кипу мерзких рассказов. Он очутился на краю смерти. У него поднялась температура. Он был чёрный, с пустыми глазами. Жена в белой ночной ру­бахе принялась его утешать. В кроватке чмокал во сне их первенец Стёпушка. Куравлёв чувствовал, что колеблется на зыбкой струне. Минуту, и он со­рвётся с каната и разобьётся.

Он почувствовал под сердцем толчок, угрюмое упорное противодействие наступающей смерти. Зажёг настольную лампу, взял бумагу и среди ночи на­писал один из лучших своих рассказов, вошедших в первую, одобренную Трифоновым книгу. Это ночное писание, одинокое сопротивление смерти, угрюмое, огненное стремление к победе он не забывал никогда. Знал за со­бой способность побеждать смерть.

За окном пылал ночной перекрёсток. Туманно светила рубиновая звезда. Куравлёв сидел в кабинете и мучительно, в который раз, вычерчивал схему предполагаемого заговора. “Союзный Центр” с Горбачёвым и примыкающи­ми к нему государственными мужами он заключал в овал. “Параллельный центр” с Ельциным, которого окружали Яковлев, Шеварднадзе, рой совет­ников, среди которых были политологи из “Рэндкорпорейшн”, он поместил в другой овал. Соединял их стрелками, смыкал, размыкал. Чертил, перечёр­кивал. Искал ответ, какая сила разомкнёт оба овала, они сомкнутся, как два урановых полушария, и произведут взрыв чудовищной силы. Ответ всплы­вал и вновь погружался в глубину, в хитросплетение имён, интриг, недомол­вок. В изнеможении оттолкнул исчёрканные листы. Лёг спать на диван. Но и ночью кошмар продолжался. Возникали стрелки, круги, имена, линии связей, направление главного удара, и всё тонуло в расплавленном олове больного воображения. Он был бессилен разгадать жуткий ребус.

Но внезапно во сне ребус был разгадан. Появилось ясное знание. Обна­ружился ключевой элемент заговора. Лицо того, кто совершит смыкание ура­новых полушарий.

Это сновидение потрясало. Можно было бежать в газету, оповестить лю­дей о грозящей катастрофе. Можно звонить Бакланову, назвав лицо, кото­рое всех погубит.

Куравлёв проснулся, и в момент пробуждения открытие стало улетучи­ваться. Сон забывался. Всё превращалось в жидкое олово.

Его разбудил ранний звонок. Владимир Бондаренко, соратник по газете, задыхаясь, голосом, срывающимся на петушиное кукареканье, требовал включить телевизор:

— Ничего не знаешь? Горбачёв свергнут! Ельцин арестован! В Москву ввели войска! Наконец-то!

Куравлёв кинулся к телевизору. Диктор, который обычно вёл официаль­ные передачи, освещал ход партийных съездов, комментировал парады, твёрдо, металлическим голосом сообщал: в связи с болезнью Горбачёва власть в стране переходит к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Комитет берёт на себя всю полноту власти. Прекращает дея­тельность деструктивных антигосударственных сил. Восстанавливает нару­шенное управление страной. Приводился состав Комитета. Вице-президент Янаев, председатель Совета министров Павлов, председатель Комитета госу­дарственной безопасности Крючков, министр обороны Язов, зампредседате­ля комитета обороны Бакланов, министр внутренних дел Пуго, председатель колхоза Стародубцев.