Цеховик. Книга 12. Восходящая Аврора

— Рад, что ты так думаешь, — усмехается Кухарь, — но это не поможет избежать продолжения испытания, если мы не достигнем взаимопонимания по нескольким пунктам.

— Лилию забирайте, — сразу отвечаю я. — Могу сказать, где она лежит. Дома у меня. А вот чемодана у меня нет. Я его в глаза не видел. Не я его изымал, и не моего уровня это дело.

— Не твоего, рад, что ты это осознаёшь, — холодно усмехается Поварёнок. — Но по моим данным, он оказался, как раз, у тебя.

— Откуда данные такие? — не сдаюсь я. — Враньё, Пётр Николаевич.

— А мне он очень и очень нужен, — не обращая на мои слова внимания, продолжает он. — Больше жизни, практически. Так что у нас обоих, можно сказать, последний шанс. У меня получить то, что принадлежит мне, а у тебя остаться в живых.

— То есть… — я не успеваю договорить и на моё лицо снова ложится мокрая тряпка.

Твою дивизию!!! Я снова тону, захлёбываюсь и теряю рассудок. Снова жуткая паника, острая боль в лёгких, в глотке, в запястьях и затухающий огонёк жизни, оставляющий меня наедине с безмолвной тьмой.

А потом я снова отфыркиваюсь, откашливаюсь, отплёвываюсь, делаю глубокие вдохи, насыщая кровь кислородом. Глотка разрывается от боли. Руки тоже, я, наверное, их почти отрезал острыми браслетами.

— Всё это можно прекратить, — улыбается Кухарь.

— С хера ли! — ржёт краснорожий. — Мне нравится. А я, балбес, не хотел пробовать новую забаву. Молодец ты, Петруха, б*я. Отличную мыслю подкинул.

На лицо снова падает мерзкая тряпка. Твою дивизию… Дайте подышать-то! Я готовлюсь опять погрузиться в пучину ужаса, но в этот момент открываясь скрипит дверь.

— Товарищ майор… — раздаётся испуганный голос. — Разрешите обратиться…

— Какого х*я, Раждайкин⁈ Я сказал не отвлекать! Только если атомная бомба взорвётся! Ты на гауптвахту присесть захотел что ли? Присядешь, значит. Видишь, у нас тут веселуха какая?

— Там дежурного офицера вызывают… — неуверенно отвечает мой спаситель.

— Кто это там такой охеревший? — недовольно спрашивает майор.

— Полковник Кардович…

— Мать твою за ногу! Какого хера он припёрся⁇

— Не знаю…

— Бл*дь! Принесла нелёгкая! Сука, как моё дежурство, так проверка! За***ли! Ладно. Все выходим! Быстро на выход! Потом продолжим. Он щас поорёт минут пятнадцать и отвалит. Так что перерыв.

— Идите-идите, — говорит Кухарчук и снимает тряпку с моего лица. — А мы тут пообщаемся немного. Рядовой, стул мне принеси. И ключ дай от наручников.

— Нахер тебе ключ⁈ — бычится красномордый.

— Давай-давай, — отвечает Поварёнок и подмигивает. — Может, мы договоримся о чём-нибудь.

Ну-ну, хитрован, блин… Все выходят, а мы остаёмся.

— А-а-а… — стенаю я.

— Что, худо тебе? — сочувствует Кухарчук. — Знаю, что это ткое. Но ты, по большому счёту, сам виноват. Так ведь?

— А-а-а… — единственное, что могу ответить я.

Приходит солдатик и ставит стул. Перед тем, как уйти, он бросает на меня взгляд, говорящий, типа, прости брат, я не по своей воле. Впрочем, сейчас сочувствие мне будет мерещиться даже в Кухарчуке и в его стуле.

— Я дверь закрою на ключ, — говорит боец. — Товарищ майор приказал. Вам если надо выйти будет, постучите просто, и мы вас выпустим.

Кухарь кивает. Он садится на стул и скрещивает руки на груди.

— Послушай, Егор, — играет он роль хорошего копа. — Совершенно не обязательно страдать и уж тем более жизнь отдавать. Ради чего? Тебе всё равно этот чемодан ничем не поможет, тебя никто не будет всерьёз воспринимать. Зачем он тебе, что с ним делать? Отдай и пойдёшь к своей милой и очаровательной невесте. И её спасёшь. Ведь она тоже в опасности из-за твоего упрямства.

Сука! Знает, как ударить по больному.

— Хорошо подумай, Егор.

— А-а-а, — продолжаю я испускать дух. — Пётр Николаевич… пожалуйста… развяжите жгут… Я ног не чувствую… А-а-а… говорить не могу, как больно. Я же всё равно пристёгнут… Куда мне деться?

Он нерешительно поднимается и подходит к моим ногам.

— Ампутируют из-за вас… Развяжите… А-а-а…

— Ладно, — соглашается он. — Но смотри, давай так. Я пошёл тебе на уступку и ты мне тоже пойди.

— А-а-а… — всё громче страдаю я.

— Ну, хорошо-хорошо. Помни мою доброту.

Такое не забывается, будь спокоен.

Он наклоняется и, поколебавшись, развязывает мои путы.

— Уфф, — выдыхаю я, пытаясь пошевелить стопами.

Поняв, что ноги слушаются и их больше ничего не держит, я делаю резкий мах левой и боковой стороной ноги, херачу по роже Кухаря. Он охает, но не успевает отреагировать, потому что его голова оказывается зажатой моими ногами.

Как тебе такой финт ушами?

Я не просто держу его в капкане, но потихоньку усиливаю хватку.

— Брагин! — хрипит он, становясь пурпурным и пытается молотить руками по моим клещам из ног.

— Ключ он наручников! — требую я.

Он думает сопротивляться, хватается за мои ноги руками, но я так сжимаю хват, что он даже двинуться не может.

— Очень и очень аккуратно, — командую я. — Чуть малейшая оплошность, и всё. Ты меня понял? Смерть твоя будет мгновенной.

Рожа его превращается в огромную разваренную свёклу. Кухарчук, медленно тянет руку к карману.

— Только дёрнись! — повторяю я. — Только выкинь какую-нибудь глупость, сразу башку сверну.