Цеховик. Книга 12. Восходящая Аврора

— Конечно, — заговорщицки подмигиваю я. — Главное, мы-то с тобой теперь тоже преступники, понимаешь? Я втянул тебя в грязное дело…

Она смеётся и весело запихивает в ротик кусочек батона, щедро намазанный маслом и красной икрой. Красные губки смыкаются, замуровывая икринки, и шевелятся в такт движению челюстей. Всё красное — и губы, и икра, и лак на ноготках.

— Это ещё надо посмотреть, кто попался, — смеётся Анжела, дожёвывая бутерброд. — Ты мне ещё тогда приглянулся.

При этом одна икринка вылетает у неё изо рта и летит ко мне, словно просит защиты. Мы хохочем.

Для поддержания градуса веселья нужно повысить градус алкоголя, вернее его концентрацию в крови. Но пить мне больше не хочется. Я жалею, что эти-то два бокала выпил. Сейчас пелена весёлой беззаботности понемногу спадает, в голове заводится муторный шум, а в желудке жадная пустота.

Кожа у неё гладкая, юная. Маленький носик, пухлые губки и едва различимые тонкие, светлые, практически прозрачные волосинки над верхней губой. И несколько бисеринок пота. Хороша голубка, хоть и глупышка совсем.

Приходит осознание того, как это всё выглядит и чем является. Подкрадывается гаденькое чувство, и я почему-то начинаю злиться на ни в чём не повинную Анжелу Степановну. Представляю, как завожу её в гостиничный номер, грубо толкаю на кровать, ставлю на четвереньки, задираю юбку и остервенело трахаю.

Она оборачивается, рот приоткрыт, а огромные, как в комиксах глаза влажны от слёз. Тьфу… Точно! Как в комиксах! В японских. Порнографических. Грудь у неё крупная и, наверное, мягкая. Сама худая, а буфера о-го-го. Блин, она действительно напоминает японскую анимэшку. Да, точно.

Делается противно. И от этих мыслей, и от ситуации в целом. И теперь уже не она, а я чувствую себя не в своей тарелке. Появляется Цвет, но не подходит, а строит рожу, вытягивая лицо, типа «о, нифига себе»… Я отворачиваюсь. Весёлость отступает, но Анжела этого не замечает и продолжает парить на волне эйфории.

— Егор, — журчит она. — А ты играл в рулетку? Это увлекательно?

Надо как-то её спровадить. Вежливо и необидно…

— Да, — киваю я. — Если хочешь можем поиграть. Хочешь?

Представляю, если бы всю эту возню видела Наташка… Блин… Придурок… А у меня такое ощущение, будто она это действительно видит. На самом деле, всё выглядит довольно безобидно, но я-то знаю…

— Конечно, хочу! — воодушевляется Анжела. — И тут что, можно настоящие деньги выиграть?

— Давай попробуем. Заодно и узнаем.

Я встаю, захожу за стойку и подойдя к шкафчику, беру стопочку недорогих фишек.

— Пойдём к столу.

Объясняю ей правила, и она делает свою первую ставку. По негласному договору с Фортуной ей должно повезти. И ей везёт.

— Я что, выиграла? — не может она поверить. — С самой первой ставки?

— Видишь, какая ты счастливая, — киваю я, поглядывая по сторонам.

У стола толпятся игроки. Несколько иностранцев и несколько наших, судя по внешности, из цеховиков или ответственных работников.

— А можно ещё, да?

— Конечно, можно. Ставь.

— На что мне поставить, Егор, подскажи.

— Нет, не могу, тогда это будет уже не твоя ставка и ты можешь больше не выиграть.

— Как это, надо обязательно выиграть… — отвечает она стреляя глазами по столу. — Может… Может, на ноль? Как думаешь?

— Я не могу сказать, как я думаю, — отвечаю я.

— Эх… ну ладно… я сама тогда… Ставлю на зеро.

Ко мне подходит Алик и наклоняясь говорит в ухо:

— Егор, там парни звонили…

— Какие?

— Которые с Натальей. Глеб и Артём.

— Так… — хмурюсь я, и сердце тревожно ёкает…

— Они утром прилетают.

Фу-у-у… всё нормально, значит.

— Понял, — киваю я. — Спасибо.

На сердце мгновенно делается легко и… и тут же снова тяжело, потому что нужно что-то решать и Анжела совсем не вариант. Нет, она милая, весёлая и всё такое, но дело-то не в ней, а в том, что мне делать с Наташкой…

— Бона сера, Бро! — раздаётся за мной.

Я поворачиваюсь. Уголёк.

— Сальве, мастер карандаша. Ты ещё в Москве что ли?

— Ну, а где мне быть-то? — пожимает он плечами.

— Я думал, ты шкеришься где-нибудь после… ну, после, скажем так, урока рисования…

— Да ну, чё, — красуется он. — «Мольберт» прибрали да дальше рисуем.

— Ну, ты матёрый, — качаю я головой. — В наши дни-то «мольберты» каждый день на дороге не валяются.

— Да, забудь. Я же за тобой приехал. Так что здесь я. Жду, когда ты соберёшься со мной. А про «мольберт» потом расскажу, уржёшься.

— Алик, ты как, на счёт в Питер смотаться? — киваю я.

— Я-то всегда готов, — отвечает Алик не задумываясь.

— Егор! — восклицает Анжела. — Смотри! Смотри, сколько я выиграла.

— Я в тебя верю, не сомневайся, ставь ещё. Ставь, я отойду на минуточку.

Поворачиваюсь и быстрым шагом иду к Цвету. Дон Вито Уголёк идёт за мной.

— Твоя? — спрашивает он.

— Что? — не понимаю я.

— Девушка твоя?

— Здесь все мои.

— Нормальная такая. Я бы вдул.

Я резко останавливаюсь.

— Ты чё, Челентано? Обалдел что ли?

— Да ладно, чё ты… Просто… Ну, такое ощущение, что… — он складывает вместе два указательных пальца и трёт их друг о дружку, — что как бы нет. Не твоя, походу. Она вон течёт уже, а тебе ноль повдоль. До пи**ы.