— А в восемьдесят пятом придёт Горби.
— Слушай, такое нарочно не придумаешь. Я уже начинаю тебе верить. Стыд какой. Череда или даже чехарда стариков. Этот-то куда лезет? Ладно, продолжай.
— От него толку, честно говоря, будет, как от козла молока. Чурбанова посадит. Причём, вроде там сфабрикуют всё. И что это? Реформы? Тьфу… Это я про Черненко.
В общем, я рассказываю, что помню. Сначала даю краткий обзор. Прописываю картину сорокалетней истории крупными мазками. Пытаюсь обходить острые моменты, но он сразу врубается и заставляет говорить, как есть. Ладно. Говорю, как есть.
Набросав контуры, перехожу к проработке деталей, начиная от его собственной нелепой борьбы за трудовую дисциплину. Думаю, тут он окончательно убеждается, что информация у меня достоверная.
— Такого не придумать, — несколько раз повторяет он. — И я, кажется, понимаю, почему ты решил рассказать это мне.
— Я не историк, — говорю я. — Имейте в виду. Просто очевидец. Рассказываю то, что помню.
— Да, я вижу, но это, может даже и лучше.
Итог Российской империи приводит его в глубочайший шок и он даже хватается за голову. А через некоторое время нас прерывает врач.
— Юрий Владимирович… — мягко говорит он.
— Да, — кивает тот. — Мы уже заканчиваем. Всё, Егор. На сегодня достаточно. Завтра приезжай сюда к десяти часам. Сейчас позови Кирилла, а сам ступай. На сегодня хватит.
Чувствую, такими темпами мы будем долго ещё в истории разбираться.
Из ЦКБ еду домой. А там меня ждёт Платоныч. Мы договаривались встретиться. Заодно всё и обсудим. В тесном семейном кругу. Выглядит он, правда не слишком радостным.
— Случилось что-то? — спрашиваю я.
— Ну, кое-что есть, — соглашается он. — В понедельник Ева приедет.
— Да, — киваю я, это я помню. — Будет с «Союзхимэкспортом» контракт подписывать на селитру и карбамид.
— Ну да, план был такой.
— Был? — удивляюсь я. — Как был? На нас… вернее на Еву уже аккредитив выставили. Она должна будет гарантийное письмо привезти.
— Привезёт, — соглашается Большак. — С этим проблем нет.
— А с чем есть? — хмурюсь я.
Вроде бы уже ничем меня из равновесия не вывести. Уже и уволили и сегодня и о судьбе миров поговорили, что ещё-то? Казалось бы не вывести, а вот поди ж ты… Сердце неприятно сжимается. Вообще-то это наш первый контракт. И первоначальный план никто не отменял. Получится с Андроповым спасти мир — отлично. А если нет, что, в общем-то весьма и весьма возможно, учитывая, сколько остаётся времени, у нас есть план и деньги на его реализацию…
— С объёмами проблемы.
— То есть? — не понимаю я. — Объёмы ведь уже подтверждены.
— Мне позвонил секретарь ЦК по сельскому хозяйству и потребовал, чтобы все объёмы были направлены на внутренний рынок.
— Так там и говорить-то не чем. Ты ему сказал, что речь идёт всего о нескольких маршрутах?
— Ни одного килограмма, — качает он головой. — Ни одного.
— Это Горбач что ли? — восклицаю я.
— Он самый, — кивает дядя Юра. — Сказал, партбилет положу, если хоть один вагон отгрузим.
Нет, ну твою дивизию! От этого Горбача одни убытки.
— Сейчас позвоним ему, — киваю я и достаю его визитку. — Будем как-то выкручиваться. Да?
7. Состояние непокоя
— Здравствуйте, Михаил Сергеевич. Это Егор Брагин, мы с вами в ГДР ездили.
— Здравствуй, Егор, рад тебя слышать, — говорит Горби.
— Извините, что поздно.
— Для меня это не поздно. Я только что приехал из ЦК.
— Понимаю, — отвечаю я. — Я, на самом деле, звоню вас поприветствовать, можно сказать, соскучился. Хочу с вами встретиться. У меня есть для вас кое-что интересное.
— Правда? Что же это такое?
— Э, нет, извините, — смеюсь я. — По телефону не могу сказать.
Он настораживается. Ну, а что, пусть. Про чемоданчик-то небось слыхал уже.
— Да? — немного растерянно восклицает он. — Ну, что же можем завтра встретиться, если хочешь. Я буду на работе. Или это конфиденциальный вопрос?
— Нет-нет, ничего секретного. Визит вежливости. Меня с утра на Лубянку вызывают, поэтому, скорее всего, только после обеда освобожусь. Но если бы вы нашли для меня пару минуток, был бы благодарен.
— Конечно, какой разговор, — говорит он бодро, но с едва различимыми оттенками рассеянности.
Озадачил я его. И разговор нетелефонный, и на Лубянку вызывают. Что же это за сигналы такие, да? Подумай-подумай голубчик, может, решишь чистосердечно во всём признаться?
— Наташ, — говорю я, повесив трубку. — Я голодный, как крокодил. Вы уже поели с дядей Юрой?
— Нет, Юрий Платонович отказался, — мотает головой Наташка.
— Я уже ужинал, — улыбается он. — Спасибо. А зачем тебя на Лубянку? Это в КГБ что ли?
— А вот пойдём за стол, — отвечаю я, — тогда скажу. Только ещё звоночек сделаю.
Я набираю телефон Лены Ивановой.
— Алло… — снимает она трубку.
— Лен, привет, это Брагин. Слушай, не в службу, а в дружбу, найди мне адрес и телефончик Панчишина.
— Это ещё кто такой? — удивлённо спрашивает она.
— Да ладно, ты же знаешь, это завотделом… каким не помню. Короче, наш это чувак, цековский.
— Да, поняла, вспомнила уже, — не слишком радостно отвечает она. — Тебе когда надо?
— Сегодня, Лен.
— Не смешно, Брагин, — хмыкает она.