– Потому что люди начнут лупить чеснок головками! Дальше – острые гастриты, язвы… Мало раздать лекарство, надо контролировать, чтобы им не травились! И ведь сумели! Два месяца народ принимал чеснок ровно по норме, утвержденной начальником медслужбы, закусывал луком тоже по норме – и не болел! Но… Усталость, конечно, накопилась, особенно у врачей, а представь, каково было Федосееву. Один – ответственный за все! С бабушкиным рецептом вместо утвержденной методики! И тут – хренак-с! – прямо в самый разгар эпидемии идет официальное разъяснение ВОЗ, что поедание чеснока антинаучно, ни от чего не помогает, а особенно не помогает при коронавирусе!
– Ох ты… А Федосеев – мог это видеть?
– Еще бы он не видел! Я тогда в училище от безделья втыкал в смартфон, читал возовские документы и восхищался: ах, как это правильно, вести разъяснительную работу, а то народ дурной, нажрется чесноку до массовой вспышки гастрита…
– А собственно, какого хрена? – опять перебил Бунин. – Когда это русскую военную медицину волновало мнение международных организаций, пусть они и всемирные хоть два раза? Мы же всегда были себе на уме. Мы изобрели портянки и пенициллин! Или не пенициллин… Забыл.
– Кирзовые сапоги, – напомнил Цогоев.
– Короче – а не наплевать ли?
– Безусловно, наплевать. Ровно до момента, когда чинушам на материке надо подводить итоги, то есть наградить себя и наказать всех, кто уровнем ниже. А наши-то красавцы съели без разрешения целый продуктовый склад, товар уже тю-тю, оправданий никаких, и вроде победителей не судят, но…
– Но историю пишут не победители, а те, кто прибрал к рукам чернила, пока другие воевали, – подсказал Бунин.
– Точно. Ну и наверху, сам понимаешь, всегда борьба группировок, и я думаю, в тот раз партия бюрократов обыграла партию здравого смысла. За самоуправство навтыкали всем, кто был причастен к чесночной авантюре, даже командующему погрозили пальчиком. А Федосееву вкатили неполное служебное. Чтобы не думал, что самый умный тут. Естественно, он обозлился. Не согнулся, кремень был дядька, продержался до упора. Но когда пандемия кончилась, шандарахнул беднягу инсульт.
– Жаль, – только и сказал Бунин.
– На фоне Паркинсона, – добавил Цогоев. – Тут врачебная тайна не поможет, сам увидишь сейчас… Он двадцать лет сидел на терапии, но теперь надо ставить электроды, только с ними есть шанс на облегчение. Вот, готовим к операции. Надеюсь, починим мужика.
– Один за всех. И до инсульта… – Бунин покачал головой.
– Обычное дело. Не скажу, что это нормально, вовсе нет, просто так повелось. Один человек берет на себя ответственность и остается крайним в случае чего. И он заранее готов остаться крайним, разве нет? Ты же сам начальник, вон целый адмирал, хоть и маленький еще, чего я тебе рассказываю…
Бунин поежился.
– Что самое обидное в этой истории – так и неизвестно, была ли польза от чеснока. Никто во всем мире никогда чеснок не исследовал. Видимо, дураков нет бодаться с авторитетной организацией и ее авторитетным мнением, что чеснок – фуфло. Тебе просто не выделят грант на опыты, которые могут дать другой результат.
– А сам-то как считаешь? Помогает?
– Хуже точно не будет, язвенников сейчас на флоте не держат, – уклончиво ответил Цогоев. – Ну и в конце концов, эффект плацебо никто не отменял.
– Странно все это, – сказал Бунин. – Такая история… Почему я не знал?.. У нас никто не знает. Но я-то! Хорош разведчик.
– Удивлен? Просто вы, ребята, слишком заняты проблемами флота, чтобы хоть иногда разговаривать с людьми, которые не в черной форме. Я не в обиду, чего ты надулся… У вас профессиональная деформация.
– Разболтаешь – тебя деформирую, – пообещал Бунин.
– Уже. – Цогоев вздохнул и поправил маску.
– …Иммунитет, дорогой товарищ контр-адмирал, он либо есть, либо его нет, – ровным мертвым голосом тянул Федосеев. – Если всю жизнь плевал на здоровье, можешь съесть тонну чеснока, не поможет. Впрочем, тонна и не усвоится, только испортит желудок. Один зубчик утром, один вечером – достаточно. Но тогда чтобы каждый. У нас было две проблемы: контролировать перемещения и всех кормить иммуномодуляторами. Уж какие нашли, теми и кормили. За жесткий карантин нас даже похвалили…
Кажется, он вяло и равнодушно отмахнулся – так Бунин понял нечеткий жест, распавшийся на множество коротких взмахов. Тяжелое зрелище, когда сильный человек разваливается. Внутри он все еще тверже камня, но камень со временем тоже начнет крошиться, и Бунин гнал от себя мысль, на что это будет похоже.
– А за все остальное… Это было антинаучно, мы развели тут мракобесие и средневековье и должны благодарить бога, что никто не окочурился от наших безответственных экспериментов… И у меня тогда не хватило ума отмолчаться.
– Знакомое ощущение. – Бунин кивнул, стараясь не прятать глаза.
Глядеть на «могучего деда» оказалось больно еще по одной причине: Бунин видел фото Федосеева в личном деле и невольно представлял, каким действительно могучим дедом и красавцем мог быть доктор в свои семьдесят пять, если бы не болезнь Паркинсона.