Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

Чеченский кризис клокотал на протяжении нескольких лет. В августе 1991 года президент Чечни Джохар Дудаев и его правительство провозгласили независимость республики. В последующие три года Чечня сохраняла фактическую независимость. В этот период Российское государство было слишком слабым, чтобы утверждать свой суверенитет над отколовшейся республикой. Однако к осени 1994 года Ельцин и его клика «партии войны» осмелели, отчасти потому, что их противники на Съезде потерпели поражение, отчасти в силу того, что новая Конституция придала московскому режиму большую легитимность, а также потому, что после принятия новой Конституции 1993 года Чечня стала выглядеть более радикальной по сравнению с другими автономными республиками. К весне 1994 года все остальные республики, включая независимо настроенный Татарстан, подчинялись Конституции, оставляя Чечню как «единственное прибежище сепаратистов в России»^{426}.

В связи с потоком оскорблений со стороны Дудаева в адрес России по поводу ее суверенитета в ходе проходивших весной переговоров о заключении федерального договора, а также захватом этим же летом террористами автобусов в регионе Ельцин принял решение о применении военной силы. После провалившейся попытки государственного переворота, подготовленной Федеральной службой безопасности (ФСБ) — одним из преемников советского КГБ, начались полномасштабные атаки с воздуха и вторжение сухопутных войск. Накануне вторжения министр обороны Грачев предсказывал, что военные действия закончатся через несколько часов. Он здорово просчитался. К лету 1996 года, когда Россия, наконец, завела разговор о мире, погибли 45-50 тысяч российских граждан[91].

Решение Ельцина о вводе войск в Чечню стало сюрпризом для «российской» команды Клинтона^{427}. До военного конфликта в Чечне в американской администрации даже не было и речи о политике в чеченском вопросе. Вспоминает Тэлботт: «Это было неприятно. Мы опоздали, да и вообще это было на периферии нашего внимания. У меня нет ответа. Думаю, что, если бы вы запросили компьютер по ключевому слову «Чечня», — не знаю, как в отношении телеграмм, но, вероятнее всего, вы не нашли бы там много наших справок. Это в любом смысле был экзотический, периферийный вопрос»[92].

Ведущие деятели администрации Клинтона только один раз, в апреле 1994 года, обсуждали Чечню, когда поступила разведывательная информация о заявлении Дудаева, что он имеет ядерную бомбу. Дальнейшее расследование показало, что такое хвастливое заявление не соответствовало действительности, но этот факт убедил некоторых представителей администрации Клинтона, что Дудаев является нестабильным и опасным лидером^{428}. Окружение Клинтона стало выражать обеспокоенность возможностью применения силы Россией на Кавказе, когда начала поступать разведывательная информация о глубокой вовлеченности России в движение за независимость Абхазии — одной из грузинских республик. Вопрос был настолько важен для США, что было созвано заседание Комитета руководителей ведомств, а не обычное для подобных случаев совещание действовавшей при Тэлботте небольшой межведомственной рабочей группы. Администрация, однако, была не готова к полномасштабному применению Россией военной силы в одной из ее собственных республик. И все же отношение к Чечне было негативным. Тэлботт пишет: «Во время российской революции 1991 года Чечня провозгласила независимость. Если бы Чечня действительно стала независимой, как там утверждали, она бы немедленно оказалась государством-банкротом или государством-изгоем. Похищения людей, торговля наркотиками, отмывание денег, незаконная торговля оружием, фальшивомонетничество, торговля живым товаром — женщинами и детьми были обычными явлениями. Это была анархистская утопия и вообще кошмар для любого правительства»^{429}.