Целебные травы ашкенази. Забытое наследие великих целителей

Женщины стоят и ждут ее, как если бы она была величайшей знаменитостью. Ее знают не только жители Заблудова, но даже чужеземцы, приезжающие навестить могилы предков. Кто не знает, что своим «речением» она может сдвинуть могильный камень? Никто не останется равнодушным к ее «речению», даже мужчины.

Путь к кладбищу лежит недалеко от города, и когда Эстер-Хайе появляется, она чувствует себя как дома. «Доброе утро, Боже, – начинает она трагическую мелодию. – Твоя служанка Эстер-Хайе пришла». И, подойдя к могиле, она смотрит на женщину, за которую молится, и слова начинают литься из уст ее, как из родника.[170]

Скорбящие женщины были известны под многими именами – «баклогерин», «зогерке», «клогвайбер», «бетерке», «клогмутер», «платшке» – и были характерной чертой большинства общин ашкенази.[171]

В одной из историй рассказчик отмечает, что профессиональных скорбящих не только зовут на похороны, но и часто просят обратиться к умершему предку за помощью живущим с их повседневными проблемами. Трудные роды или опасные болезни – вот только две из многих возможных причин такого обращения.

Принося свечи, фитили и другие необходимые принадлежности, плакальщица подходила к могиле родственника своего покровителя, выкрикивала имя усопшего и трижды ударяла кулаком по могильному камню. Поскольку предки уже были в загробном мире и, следовательно, ближе к сущности, которая могла бы помочь в любой тревожной ситуации, считалось, что молитвы, которые читали скорбящие, давали более положительный результат, чем те, что произносились еще живыми грешниками на этом свете:

Как ты можешь лежать спокойно, когда дочь твоя нуждается в здоровье и пропитании? Потрудись ради нее, помолись Господу Вселенной, ведь ты ближе к Нему, чем мы, грешные, будь заступником за нее и весь Израиль, и скажем: аминь.[172]

В Апте плакальщиц помнили как нечто, оставляющее след в душе. Там их называли di platshkes (от польского płakać – «плакать»). Семьи нанимали их, когда родственник уже был на смертном одре и пропадала всякая надежда на выздоровление. Плакальщицы бежали по улицам к «бесмедреш», или молитвенному дому, распахивали двери Священного Ковчега, чтобы открыть свитки Торы, где, как считалось, жил Всевышний, и умоляли его спасти немощного от смерти. Видя эту картину, городские дети знали, что завтра утром будут похороны.[173]

«Плачущие женщины» упоминаются как в иудейской, так и в христианской Библии. На древнем Ближнем Востоке, а также в некоторых современных культурах считается, что женщина, исполняющая публичный плач, помогает местным смириться с коллективным горем: «В древние времена скорбящими, или плакальщицами, называли группы женщин, приглашенных на похороны и другие мрачные мероприятия, чтобы вести участников траура так же, как кантор или хор ведут паству в своей литургии».[174]

Названия этих женщин можно перевести как «мудрые женщины» или «умелые женщины». Это дает понять, что искусству исцеления посредством совершения траурного ритуала нужно еще было научиться:

Плакальщицы должны были не только прибегать к запасу погребальных песен, передаваемому из поколения в поколение, но и приспосабливать жалобы к конкретным потребностям текущей ситуации. Их причитания представляют собой реакцию общества на тяжелую травму.[175]

Война и разрушения в библейские времена были привычной частью жизни и напрямую затрагивали людей. Плакальщицы, ведя за собой общины в глубоко трогательных церемониях, могли направить коллективные эмоции – будь то праздничные победные песни или скорбные причитания, оплакивающие военные поражения. Именно публичные ритуалы, проводимые этими мудрыми женщинами, приносили в общину чувства единства, сочувствия и в конечном итоге исцеления.[176]