Целебные травы ашкенази. Забытое наследие великих целителей

Подобная исцеляющая роль женщин ни в коей мере не была уникальной среди ашкенази черты оседлости. Даже в XX в. профессиональных плакальщиц можно было найти во многих частях Европы. На юге Италии, например, prefche практиковался еще в 1950-х годах. Финские плакальщицы из Карелии считались «почтенными празднующими», которые «разработали подробные ритуалы для основных обрядов перехода… Они вошли в [свою скорбь] постепенно… и отдались силам, которые высвободили и призвали… В этом смысле они больше походили на шаманов».[177]

Подобно Эстер-Хайе из Заблудова, эти женщины также вступали в беседу с теми, кто был по ту сторону завесы, и были «близки с энергиями вне пределов общеизвестного».[178] И подобно акушерке, которая немедленно отправляется на помощь при родах, эти женщины также были внимательными участниками поворотных моментов жизни.

Поскольку мы, скорее всего, никогда не услышим мелодии ашкеназских плакальщиц, подобных Эстер-Хайе, чьи песни, как описывалось, вызывали слезы «даже у самых циничных мужчин», нижеследующее описание искусства финской плакальщицы может дать некоторое представление о траурных песнях черты оседлости:

Взывая к освященным временем формулам, что живут глубоко внутри нее, она начинает говорить напевным голосом. Речь ее течет ритмично. Она рифмована и богата аллитерациями. Овладев своими чувствами и черпая из собственного глубокого источника древних стихов и формулировок, она пускается в путь и ищет его в скорби. Она обращается и к смерти, и к усопшим. Голос ее приобретает плачущий характер… постепенно она начинает вводить отдельные подробности из жизни усопшего.[179]

Это лишь несколько примеров женщин-целительниц черты оседлости. Теперь их нет – остались лишь слабые следы, которым мы должны следовать. В отличие от баалей-шем или фельдшеров-мужчин женщины-целители, такие как опшпрехерин, никогда не обращались к лечебным книгам. Также считается, что они не записывали свои тайные средства. Их древние традиции, веками передававшиеся устно из поколения в поколение, исчезли вместе с самими врачевателями. Может ли быть так, что письменная традиция для этих женщин все же существует, но ученые-мужчины – намеренно или нет – решили оставить эти истории из первоисточников без исследования?

Прочие знания о лекарственных растениях

Следует отметить, что зависимость от трав в общинах ашкенази черты оседлости и за ее пределами до Второй мировой войны была очевидна и в профессиях помимо целителей. Винокуры и владельцы трактиров, бывшие почти в каждом восточноевропейском ашкеназском городе, – еще один пример знаний о лекарственных растениях в черте оседлости. Эти ремесленники, многие из которых эмигрировали из черты оседлости до Второй мировой войны, делали традиционные настойки для пищеварения и другие травяные отвары. Например, в 1823 г. в Познани (современная Польша) семья Канторович основала ликеро-водочный завод. Чтобы придать напиткам лечебные свойства, на заводе использовались такие травы, как горечавка (Gentiana), семена аниса обыкновенного (Pimpinella anisum) и корень аира болотного (Acorus calamus).[180]

Травы употребляли не только внутрь: в черте оседлости были распространены и местные растительные препараты. В начале XX в. знаменитые американские предприниматели в области косметики, такие как польская эмигрантка Хелена Рубинштейн, пользовались семейными рецептами, которые передавались из поколения в поколение. Для создания кремов и лосьонов, суливших сияющую красоту, использовались запатентованные растительные ингредиенты.[181] Подобные примеры убедительно свидетельствуют, что у ашкенази были широкие знания о лекарственных травах, которые заслуживают более глубокого изучения, нежели доступные в объеме этой книги.

В заключение: возможности

Наконец, в воздухе висит вопрос, на который пока нет ответа: почему ашкенази продолжали полагаться на народных практиков и их старомодные растительные средства все годы своего пребывания в Восточной Европе, до самого конца?