Целиком и полностью

«Ел ли он людей, которые жили здесь? Знали ли вы, кем он был?»

– Нет, – ответила Барбара Йирли. – Нет, в школе он не очень хорошо учился.

Я ждала, пока она барабанила пальцами по столу и смотрела в окно на проезжающий мимо фургон мороженщика. Она остановилась на дальней стороне дороги, и по лужайке пробежала группа детишек, зажимавших в кулаках мелочь. Наконец я сказала:

– У вас есть какие-нибудь фотографии, на которые я могла бы взглянуть?

Она покачала головой:

– Извини. Боюсь, у меня ничего не сохранилось.

– Ничего? Ни единого фото?

Женщина скрестила руки на груди.

– Послушай, я не хочу показаться грубой и надеюсь, что ты не примешь это близко к сердцу. Пусть у нас одна фамилия, но ты мне чужая. Еще более чужая, чем был твой отец.

– Он не был чужим. – Я ощутила в своем голосе нотки негодования, но понимала, что если покажу его, она выставит меня за дверь. – Он был вашим сыном. Вы сами решили его усыновить.

Но в этом холодном и тихом доме все слова о привязанности казались пустым звуком.

– У меня был сын. С моей стороны было ошибкой думать, что я могу найти ему замену.

Барбара Йирли взглянула на меня, потом снова посмотрела в окно, где у клена сидела черная кошка, разглядывая прыгавшую на низкой ветке серую птичку. Грузовичок с мороженым тронулся, снова включив свою мелодию.

– Мне некого винить, кроме себя, – сказала она. – Дэн сказал, что он оставляет право выбора за мной, что я могу принимать решение за нас обоих. Мой муж понимал, что никто так остро не переживает потерю ребенка, как его мать.

Я снова подумала о маме и вновь ощутила, что мне все равно. Она не любила меня, а я не нуждалась в ней.

– Вы не могли бы дать мне адрес больницы, в которой находится мой отец?

Барбара Йирли встала из-за стола и вынула из ящика бюро адресную книгу в потускневшей обложке с цветами. Вырвав лист из тетради с такой же обложкой, она переписала адрес и протянула мне.

– Надеюсь, ты не обидишься, если я не предложу тебе остаться на обед. Я не готовлю с тех пор, как потеряла мужа.

Она проводила меня до двери, и на этот раз я лучше разглядела гостиную. На серых панелях были развешаны фотографии и картины в рамках, но среди них не было никаких морских пейзажей, снежных пиков или красочных закатов, никаких вышитых пословиц или копий «Мадонны» Рафаэля. Один лишь Том.

Женщина пожала мне руку и отпустила ее еще до того, как я почувствовала, что она ко мне прикоснулась.

«Этого следовало ожидать, – подумала я. – Что мне удастся разузнать меньше того, на что надеялась».

– Удачи, – произнесла она, и ее белое лицо скрылось в полумраке дома, после чего входная дверь закрылась, тихо щелкнув замком.

Мы с Ли договорились встретиться вечером в общественной библиотеке Сэндхорна, но когда я туда пришла, его не было. Я спросила библиотекаря, где можно найти альбомы выпускников местной школы за разные годы. Забавно, что поиски фото моего отца заняли больше времени, чем мне понадобилось, чтобы получить адрес у миссис Йирли.

И забавно, конечно, что он не особенно отличался от остальных ребят в классе – рубашка с галстуком, взлохмаченные волосы, удивленно приподнятые брови, слегка смущенная улыбка. Но я разглядела в нем все то, что отличало меня от мамы – у меня светлые глаза, а у нее темные, у меня круглое лицо, а у нее вытянутое. Фотография все объясняла.

Я поводила пальцем по буквам под портретом. Фрэнсис Йирли. Было такое ощущение, что я впервые читаю это имя. Этому мальчику предстояло стать моим папой, но он выглядел как совершенно обыкновенный восемнадцатилетний парень, готовый выйти в мир и заявить о себе.

«Вернись в реальность, Марен. Каковы шансы на то, что он будет красить твою спальню и готовить тебе завтрак?»

Проблема с такими вопросами в том, что они всегда влекут за собой другие. А где буду я через двадцать лет? Буду ли я всегда жить в чужих домах, представляя, что это мой дом? С кем я буду переезжать с места на место, буду ли странствовать в одиночестве и что, если я не смогу странствовать?

Примирюсь ли я с мыслью о том, кто я и что сделала? Как мне примириться с этим?

Я устала от одних лишь мыслей – жить с этим прошлым было и вовсе невыносимо. Я поставила альбом на полку, взяла дневник и начала писать.

Без четверти восемь появился Ли.

– Как прошло? – спросил он.

Я ответила ему одним лишь взглядом.

– Настолько плохо?

Я кивнула.

– Она дала тебе адрес?

Я вынула из кармана тетрадь, положила на стол и пододвинула к нему. Фрэнсис Йирли (как будто я могла забыть его имя), больница им. Брайдуэлла, 19046, Шоссе Колорадо F, Тарбридж, Вайоминг.

– Так он в больнице? – нахмурился Ли.

– Это заведение для душевнобольных.

Он с грустью посмотрел на меня, но в его взгляде не было удивления.

– О, Марен. Мне так жаль.