Целиком и полностью

Перед сном Ли надувал матрас, но, когда я просыпалась посреди ночи, я видела, что он снова сдувшийся лежит на полу. Либо Ли нашел какое-то укрытие в общем зале, либо спал на заднем сиденье машины Керри-Энн. Иногда по утрам он был в душе, а иногда я его не находила. Той ночью я снова предложила ему лечь в кровать, но он снова отказался. Он взял в руки одну из вещиц Кэрри-Энн, щетку для волос или ее топ, вздохнул и сказал:

– Лучше бы меня кто-то сожрал. Я получил бы по заслугам.

А я сказала:

– Не говори так.

– Почему? Почему не говорить?

Я не ответила. Мне не пришло в голову ни одной причины.

На следующий день я, как обычно, сидела за одним из столов в библиотеке. Читала и делала заметки пару часов, а потом сходила в уборную.

Вернувшись, я увидела, что на моей раскрытой тетради лежит нечто, что мой мозг поначалу отказался признавать.

Что-то белое и вытянутое.

Пушистое.

И к нему привязано нечто вроде браслетика-талисмана.

Я взяла вещицу, все еще не понимая, что это. На одном конце мех был перепачкан запекшейся кровью. В том месте, где его оторвали.

Хвост. Кошачий хвост. Кота миссис Хармон.

Хвост выпал у меня из рук, что-то тихо звякнуло. Я поняла, что это был не браслет, а ошейник. Я опустилась на колено и схватилась за бирку. «КОТИК». На обратной стороне надпись: «ХАРМОН – 217, Шугарбуш-ав. – Эдгартаун, ПА». Я тут же мысленно перенеслась обратно в Гостевуюк Омнату, в тот момент, когда выгоняла красивого белого кота миссис Хармон и закрывала за ним дверь.

Нужно было его впустить.

В библиотеке было много студентов, и даже если они что-то заметили, то виду не подавали. Тишина давила. Все вдруг превратились в манекенов, но я спиной ощущала взгляд Салли. В животе заурчало, руки задрожали, голова гудела, как будто ее ударили кулаком.

Можно было спрятать кошачий хвост и продолжать сидеть за столом. Здесь, на глазах у публики, он бы меня не тронул. Но библиотека не вечно будет открыта.

Я закрыла книги, на этот раз оставив их на столе, схватила кошачий хвост и быстро нашла ближайшую урну. Стоял прекрасный солнечный день, студенты во дворе играли во фрисби или загорали. Я пошла прямиком в общежитие.

Поднявшись на второй этаж по лестнице, я села на ступеньку. Коридор за двойными дверями был пуст. Я ждала звуков шагов – его ботинок по ступеням.

Дверь внизу открылась и закрылась. Послышались шаги, медленные и уверенные. Я закрыла глаза, руки у меня дрожали, сердце гулко стучало. Однажды у меня получилось одолеть его, но от старых страхов трудно избавиться.

Когда я открыла глаза, он уже нависал надо мной. Я не понимала, как раньше могла доверять ему. В руке у него сверкнул нож – в ужасной руке, с покрытыми запекшейся кровью ногтями.

– Так-так-так. Ты была плохой девочкой, и теперь я, как дедушка, должен вернуть тебя на путь истинный. Правда, мисси?

Я вздохнула.

– Необязательно было ждать целый месяц.

– Пришлось копить силенки. К тому же, как там говорится? «Месть – это блюдо, которое подают холодным»? Ладно, вставай уже.

Он воткнул нож в дверь за моей спиной.

– У меня и без того довольно хлопот. Не хочется добавлять к ним новые.

Салли прошел за мной в комнату Керри-Энн, закрыл дверь на замок и толкнул меня к кровати. Я не удержалась от того, чтобы заглянуть ему через плечо, но надежды не было. Ли вернется только через несколько часов. Солнце уже клонилось к горизонту, в комнате сгущались тени.

– А теперь послушай: еще раз глянешь на дверь, и я располосую тебя с ног до головы, усекла?

Я кивнула. Зачем ему вообще нож? Сатурн никогда не пользовался ножом.

Салли развернул ко мне стоявший за столом стул и уселся, после чего принялся выковыривать ножом грязь из-под ногтей, бросая кусочки земли и засохшей крови на пол.

– Уже второй раз твой ухажер не рвется тебе на помощь, – усмехнулся он. – Вот тебе и ухажер.

– Он может прийти в любую минуту, – сказала я.

– Не-а. Я об этом позаботился.

Мне вдруг стало жалко Салли. Казалось, он не заглядывал в зеркало лет сорок. Еще я вспомнила, как мама заботилась обо мне и защищала меня. Салли не знал, что значит быть любимым – по крайней мере, ему точно недоставало любви.

– То есть ты убил его? – спросила я.

Салли рассмеялся.

– Перерезал глотку. Пополдничал, так сказать.

Он врал. Хотя надеяться на это не стоило.

– Ты проследил за мной до дома Трэвиса? А потом следил, когда я…

– Да заткнись ты уже, мисси. Ничего ты мне больше не скажешь, разве что будешь молить о пощаде, пока я тебя не прикончу.

Он поморщился, потерев рукой затылок с ужасным синяком, похожим по цвету на гнилую часть персика, с неровным шрамом в том месте, куда угодил угол приза. Волос у него на голове было меньше, чем пару месяцев назад.

– Крепко ты приложила меня, с тех пор я так до конца и не поправился. Забываю все: где был, что делал. Иногда даже зрение теряю. Днем голова начинает кружиться и разламываться, хуже чем раньше.

– Надо было оставить меня в покое. Ничего бы не случилось.

Он почти ткнул в меня ножом.

– А если бы ты заткнулась и не стала лягаться, то сэкономила бы нам кучу времени и сил.

Ну что ж, в этом он был прав.